Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана
Карни не шелохнулся.
— Ты меня слышал? — заорал Брендан.
Карни заметил предательскую припухлость в углах его глаз. Гнев служил прикрытием — не слишком убедительным — горя, с которым Брендан не умел справиться. В таком состоянии духа ни страх, ни какие-либо доводы не могли убедить его в правдивости слов Карни. Тот поднялся.
— Прости, — сказал он, — Я пойду.
Брендан тряхнул головой, опустив лицо. Больше он не поднял глаз, и Карни пришлось искать выход самому. Теперь у него остался один Рыжий — апелляционный суд последней инстанции. Единожды рассказанную историю можно рассказать еще раз, не так ли? Повторение — это просто. Мысленно прокручивая речь в голове, Карни оставил Брендана наедине с его слезами.
Анелиза слышала, как пришел с улицы Рыжий, слышала, как он произнес какое-то слово, потом повторил еще раз. Слово казалось знакомым, но она несколько секунд судорожно соображала, прежде чем узнать свое имя.
— Анелиза! — позвал он снова. — Ты где?
«Нигде, — подумала она. — Я невидимка. Не ищи меня, пожалуйста, пожалуйста Господи, пусть он оставит меня в покое». Она зажала рукой рот, чтобы не стучали зубы. Только бы не шелохнуться, не пикнуть. Если она шевельнется, оно услышит и придет за ней. Единственное спасение — съежиться в крохотный комочек и зажимать рот ладонью.
Рыжий начал подниматься по ступенькам. Анелиза небось нежится в ванне и мурлычет себе под нос какой-нибудь мотивчик. Эту чертовку хлебом не корми, дай в воде поплескаться. Она валялась в мыльной пене часами, лишь полукружия грудей выглядывали наружу, как два острова мечты. Б четырех ступеньках от площадки он услышал шум внизу, в коридоре: кашель или что-то похожее. Может, она задумала подразнить его? Рыжий развернулся и стал спускаться, стараясь двигаться бесшумно. Почти в самом низу лестницы взгляд его упал на кусок шнура, брошенный на ступеньку. Он поднял его и озадаченно оглядел одинокий узел. Тут шум повторился. На этот раз Рыжий не стал убеждать себя, что это Анелиза Он затаил дыхание, дожидаясь очередного подтверждения своих подозрений. Когда такового не последовало, он сунул руку в ботинок и вытащил оттуда складной пружинный нож, которым обзавелся еще в нежном возрасте, в одиннадцать лет. «Детская игрушка», как однажды поддел его отец Анелизы; но сейчас, подкрадываясь по коридору к гостиной, он возблагодарил святого покровителя лезвий за то, что не поддался на сарказм старого уголовника.
В комнате было полутемно. За окнами вечерело. Рыжий долго стоял на пороге, с беспокойством оглядывая комнату. Снова послышался тот же шум, на этот раз не один звук, а несколько подряд. И их не мог издавать человек, с облегчением понял Рыжий. Скорее всего, это собака, которой досталось в драке. Да и раздавался звук не из комнаты перед ним, а из кухни чуть подальше. Оттого что незваный гость оказался обычной собакой, Рыжий расхрабрился и, протянув руку к выключателю, зажег свет.
Головокружительная череда событий, последовавшая за этим, заняла едва ли больше десяти секунд, но каждую из них Рыжий пережил в мельчайших подробностях. В первую секунду, когда зажегся свет, он увидел, как на полу кухни что-то шевельнулось. В следующую он переступил порог, все еще сжимая в руке нож. В третью секунду животное, предупрежденное о его появлении, выскочило из укрытия. Что-то большое и блестящее бросилось на Рыжего. Внезапная близость этого существа оказалась для него потрясением: его размер, жар, исходящее паром тело, огромный рот, откуда рвалось зловонное дыхание. Четвертая и пятая секунды ушли на то, чтобы уклониться от первого броска, но на шестой существо схватило его. Лишенные кожи руки вцепились в тело. Рыжий пырнул его ножом и сумел ранить, но зверь стиснул его в смертоносном объятии. Скорее случайно, чем намеренно, острое лезвие впилось в плоть твари, и лицо Рыжего обдало жидким жаром; он едва это заметил. Жить ему оставалось лишь три секунды: оружие, липкое от крови, выскользнуло из его пальцев и застряло в теле зверя. Оставшись без оружия, Рыжий попытался вырваться из лап противника, но громадная бесформенная голова уже надвигалась на него — зияющая глотка, словно туннель, — и одним махом высосала из легких человека огромный глоток воздуха. Для Рыжего ничего не осталось. Его мозг, лишенный кислорода, в честь неотвратимости собственной кончины разразился ослепительным фейерверком: каскадами искр, звездчатыми ракетами, огненными колесами. Увы, это пиротехническое великолепие было непродолжительным, и темнота наступила слишком стремительно.
В комнате наверху Анелиза прислушивалась к разразившемуся внизу хаосу звуков и пыталась разложить их по полочкам, но у нее ничего не выходило. Потом все затихло. Но Рыжий все не шел ее искать. Впрочем, и зверь тоже. Наверное, подумала она, они поубивали друг друга. Этот простой выход ей понравился. Она отсиживалась в комнате до тех пор, пока голод и скука не одержали верх над страхом. Тогда она спустилась вниз. Рыжий лежал там, где его бросило второе детище шнура. Глаза его были распахнуты навстречу фейерверку. Зверь сидел на корточках в самом дальнем углу комнаты: жалкая пародия на живое существо. При виде его Анелиза попятилась к двери. Существо не попыталось броситься за ней, лишь повело глубоко посаженными глазами. Дыхание твари было хриплым, немногочисленные движения — медлительными.
«Нужно отыскать отца», — решила девушка и выбежала из дома, оставив дверь приоткрытой.
Она была по-прежнему приоткрыта, когда полчаса спустя у дома появился Карни. Хотя он был полон решимости направиться от Брендана прямиком к дому Рыжего, у него не хватило духу. Вместо этого ноги сами привели его к мосту над Арчвей-роуд. Он долго стоял, глядя на мелькающие внизу машины и время от времени прикладываясь к бутылке водки, купленной на Холлоуэй-роуд. Он потратил последние деньги, но алкоголь, выпитый на пустой желудок, быстро ударил в голову и прояснил мысли. Карни пришел к заключению, что все они умрут. Может быть, именно он во всем виноват — ведь это он украл веревку, из-за которой все началось. Впрочем, Поуп все равно наказал бы их за то, что покуражились над ним. Самое большее, на что они могли надеяться (вернее, он мог надеяться) — хоть что-то понять. Этого будет почти достаточно, решил затуманенный алкоголем рассудок Карни: умереть, узнав чуть больше про тайны мира, нежели знал при рождении. Рыжий поймет.
Теперь он стоял на крыльце и звал приятеля по имени. Никто не отзывался. От выпитой водки Карни осмелел и вошел в дом, снова окликая Рыжего. В передней было темно, зато в одной из дальних комнат горел свет, и Карни пошел туда. В доме стояла душная жара, как в оранжерее. В гостиной, где остывало тело Рыжего, оказалось еще жарче.
