Фрэнсис Вилсон - Рожденный дважды
— Тогда почему я была призвана присоединиться к Избранным?
Брат Роберт перестал ходить и посмотрел на задавшую этот вопрос Грейс Невинс. Она тихо сидела на стуле в углу, сложа руки на коленях. С момента их первой встречи он почувствовал, как велики душевные терзания этой женщины, и вчера узнал, что гложет ее. Сейчас казалось, будто она обрела избавление от мук, в душе у нее царит мир, о чем говорили ее глаза.
— Я не знаю, — сказал ей брат Роберт. — Но не могу и представить себе, что вы присланы к нам, чтобы совершить грех… вовлечь всех нас в совершение греха аборта.
— Но ведь это наверняка исключительный случай, — убеждал его Мартин. — Аборт — это лишение человека жизни, что недопустимо. Но здесь речь идет не о человеческой жизни. Мы говорим об Антихристе, о самом Сатане. Уничтожена будет не человеческая жизнь, а угроза христианскому спасению всех людей на земле, чему Сатана вознамерился помешать. Уничтожить Сатану — не грех, это свершение воли Господней!
Его доводы звучали убедительно, но брат Роберт считал их слишком очевидными и поспешными. Он чувствовал: что-то здесь не так. В соблазне принять их был какой-то скрытый смысл, который он не мог распознать. И это приводило его в смятение. Не испытание ли это его веры? Еще одно испытание?
Вера. Нельзя не признать, что его вера в последние несколько лет обречена была на тяжкие испытания из-за того, что ему пришлось увидеть, прочитать и услышать во время скитаний. Нет, ему никогда не грозила опасность отступить от веры в Бога, она сопровождала его всю жизнь, но он не мог не чувствовать, что во время скитаний его вера не оставалась незапятнанной. Прежде она была чистой, как хрустально-прозрачная вода, наглухо закупоренная, чтобы в нее не попала зараза. Но тайны, которые ему нашептывали в самых гиблых, греховных местах на земле, бредовые откровения, которые он почерпнул в запрещенных текстах, заставляя себя читать самые мерзкие из них, замутняли этот источник, на время омрачали душу сомнениями. И все же он держался стойко, постом и молитвой восстанавливая чистоту своей веры. Однако сомнения оставались, как остается осадок в сосуде. Этот осадок взбаламутил и поднял со дна мистер Вейер.
Кто этот человек? Что ему известно? То, что он говорил, на что намекал, слово в слово повторяло то, что тайком говорили ему те, другие: Бога нет, нет и спасения, нет Божественного Провидения, а человечество — всего лишь не стоящая и старого франка добыча в бесконечной войне между двумя безжалостными, непознаваемыми силами, которым нет имени.
Брат Роберт расправил плечи. Мистер Вейер ошибался. Ошибался так же, как те безумцы, с которыми он встречался в Африке и на Востоке. Сатана — враг человечества, и Бог Отец, Сын и Святой Дух направляют их против него, но неужели к аборту? Он не мог с этим смириться.
В этот момент зазвонил звонок входной двери. Монах вопросительно посмотрел на Мартина.
— Ты кого-нибудь ждешь?
Молодой человек покачал головой и с раздражением произнес:
— Нет. Может быть, это тот приставала, Вейер. Я от него избавлюсь. Он поспешил в вестибюль, но вернулся не один. С ним вошли двое Избранных, Брат Роберт узнал их — это была особенно благочестивая пара — Чарльз Фармер и его сестра Луиза.
— Они пришли повидать вас, — сообщил Мартин обеспокоенно. — Уверяют, что должны быть здесь.
— Нас позвали сюда, — сказал Чарли.
— Позвали? — удивился брат Роберт. — Но следующее молитвенное собрание состоится только завтра, во второй половине дня.
Опять раздался звонок. Мартин пошел к двери и вернулся на этот раз с Мэри Самнер.
— А вот и я! — радостно объявила она.
Брат Роберт обратился к Мартину:
— Ты кого-нибудь приглашал?
Мартин покачал головой:
— Никого.
Брат Роберт был в замешательстве. Что происходит?
Снова позвонили в дверь, и снова — пока в гостиной не появились десять человек, шесть мужчин и четыре женщины.
— Что… что привело вас сюда? — спросил их брат Роберт.
— Нам показалось, что мы должны быть здесь, — ответил Кристофер Оделл, тучный мужчина с красным лицом.
— Но почему вы так решили?
Оделл пожал плечами и смущенно проговорил:
— Не знаю, как другие, скажу только за себя: у меня появилось чувство, будто кто-то зовет меня… всепоглощающее чувство, которому я не мог противиться, что-то вроде настойчивого зова сейчас же явиться сюда.
Брат Роберт увидел, что остальные вновь прибывшие согласно закивали. Внезапно его охватил восторг. Что-то здесь происходило! Святой Дух собрал их вместе — Мартина, Грейс, этих десятерых, самых благочестивых Избранных, и его самого — не без причины.
Но почему?
Он решил рассказать им о той нравственной дилемме, которую он, Мартин и Грейс обсуждали перед их приходом. Возможно, какая-то сила призвала их сюда затем, чтобы он смог найти решение.
Но сначала ему следовало получить разрешение Грейс. Он направился в угол, где она по-прежнему сидела.
— Грейс, — обратился он к ней. — Могу ли я поделиться с нашими братьями тем, что мы узнали об Антихристе, а также о вашем прошлом и о средстве, которое вы предложили?
Она согласно кивнула, затем опустила глаза и уставилась на свои сложенные руки.
После этого брат Роберт рассказал о том, что Кэрол Стивенс беременна и носит ребенка от не имевшего души клона доктора Хэнли, и о том, какова, по их мнению, истинная природа этого ребенка. Они слушали его с испугом и удивлением, которые сменились выражением отвращения, когда он рассказал о том, что поведала о себе Грейс.
Раздались восклицания: «Нет!», «Этого не может быть!». Они не могли допустить и мысли, что у кого-то из их числа было такое прошлое.
Неожиданно голос Грейс заглушил их возгласы.
— Это правда, — сказала она. Она встала со стула и вышла на середину комнаты. — Я убеждала себя, что помогаю этим девушкам, спасая их от позора и стыда, оберегая от доморощенных повитух, которые могли бы по неопытности убить их или занести инфекцию. В какой-то степени так оно и было. Но я делала это также ради денег и из чувства удовлетворения, которое мне приносила эта работа.
Избранные попятились от Грейс, будто сама ее близость могла осквернить их. Она же, брат Роберт это видел, мучительно страдала, открывая им тайну, которую хранила так долго.
— Я не думала, — продолжала Грейс, — о последствиях для тех нерожденных детей, для тех безвинных душ. Мне представлялось, что я мужественно занимаюсь решением трудной проблемы, и никогда не приходило в голову, сколько на моей душе загубленных жизней. Но пришло время, когда я увидела все это в другом свете. Я больше не могла мешать неродившимся младенцам стать людьми, не могла превращать их просто в комочки бездуховной ткани, видя в них всего лишь зародышей и эмбрионов. Я осознала, что они — дети и что я убивала их! Я вновь обратилась к Церкви… и с тех пор отмаливаю свои грехи. — Она зарыдала. — Пожалуйста, простите меня!
