Иван Панкеев - Копья летящего тень
Сжав руками колени, Лилиан напряженно следила за видением. И это видение двигалось прямо на нее! Это был уже не сгусток морского тумана: в лунном свете над водой плыло развевающееся, невесомое покрывало.
Бегущая По Волнам!
Бегущая По Волнам?.. Но разве…
Она скользила по лунной дорожке, едва касаясь ступнями воды. Ее длинные серебристые волосы, похожие на облако морской пены, обрамляли плечи и голову сияющим нимбом. Лицо Бегущей было фантастически прекрасным…
Лилиан вскочила, отбежала от берега, прижалась спиной к черным скалам.
— Не бойся меня! — пропел глубокий и чистый виолончельный голос. Остановив свой бег, серебряное виденье сияло теперь в лунном свете у самого берега.
— Почему ты не выходишь на берег? — прошептала Лилиан.
Море и темные скалы засмеялись в ответ.
— Я очень редко выхожу на берег!
— Значит, ты странствуешь… — тихо, как бы самой себе, сказала Лилиан. Она вся дрожала, но не потому, что скала, к которой она прислонилась, была влажной и холодной. Она чувствовала, что каждый миг общения с этим призраком — или это было живое существо? — отнимал у нее слишком много жизненной энергии. Что-то подсказывало Лилиан, что стоять вот так, лицом к лицу с Бегущей По Волнам, крайне опасно, а тем более — разговаривать с ней. Но она не могла сдвинуться с места.
Бегущая По Волнам! Та самая, которую выдумал Александр Грин?
— Можешь считать, что он меня выдумал! — снова засмеялись в ответ море и скалы. — Хотя это совсем не так. Просто он увидел меня однажды… — От этих ее слов Лилиан почувствовала озноб. Увидел… — …и после этого он уже не мог жить без меня, — продолжала Бегущая По Волнам, — он искал меня всюду, искал всю жизнь. Он переживал из-за меня страшные лишения и, уже смертельно больной, продолжал звать меня, пока я не пришла к нему снова.
Лилиан в бессилии опустилась на камни. Колени ее дрожали, тонкие пальцы стали совершенно холодными, но она не могла оторвать глаз от сияющего перед ней виденья, которое становилось все ярче и ярче. «Нет, — в страхе подумала она, — …я не должна была смотреть на нее, это так опасно!»
— Вовсе нет, — спокойно ответила Бегущая По Волнам, — для таких, как ты, это совсем не опасно. Ведь в тебе есть свет!
— Свет! Свет! — зазвучало море и далекие холмы, и на лунной дорожке отозвалось эхо:
— Свет.
— Я прихожу только к тому, в ком есть свет. В последний раз я была здесь, в Киммерии, при жизни Волошина. Он тоже видел меня. И нам было, о чем поговорить… — Серебристые волосы Бегущей По Волнам всколыхнулись на ветру, лицо озарилось ровным, теплым светом. — …Мне понравилась его идея создания обители поэта, и я решила помочь ему. Ведь ты же видела мой замок?
Лилиан изумленно уставилась на нее. Замок Бегущей По Волнам? Мираж на вершине Кара-Дага?
— Да, мираж… для обычных людей. Но у поэта должно быть какое-то убежище, какая-то неприступная для окружающего мира крепость, последнее пристанище, когда в жизни уже не на что рассчитывать, когда сожжены все мосты и нет больше никаких надежд. Но не все, далеко не все способны увидеть этот замок, и только единицы, только избранные, могут поверить в его реальность…
Лилиан молча слушала Бегущую По Волнам. Она больше не ощущала страха, на смену ему пришло предчувствие чего-то невыразимо прекрасного, и душа ее наполнилась тихой, безысходной печалью.
— Я поняла… — еле слышно произнесла она и, поднявшись, встала у самой воды, так что мерцающие волны касались ее босых ног.
— Он тоже придет сюда вслед за тобой, — продолжала Бегущая По Волнам, медленно покачиваясь на воде.
— Кто? — встрепенулась Лилиан.
— У судьбы нет имени, — тихо ответила Бегущая По Волнам и стала медленно, очень медленно двигаться назад по лунной дорожке. — И не спрашивай меня, как пройти в мой замок. Каждый сам находит туда путь…
Лилиан шагнула в воду, мерцающие волны касались теперь ее колен. Она шла все дальше и дальше, ступни ее ног оторвались от каменистого дна, и она поплыла по серебристой лунной дорожке.
А видение скользило над водой, словно сгусток морского тумана, сияние постепенно тускнело, растворяясь в ночном воздухе…
А на горизонте медленно двигались огни далеких кораблей.
7
Называя Воронеж городом, я всегда мысленно добавляю: «Ну какой это, к черту, город?» То, что было когда-то городом, построенным на месте сторожевых стрелецких поселений, давным-давно погибло от многочисленных пожаров. Воронеж — это не город, это промышленный центр. Огромный завод, подмявший под себя черноземную деревню. Серые, продымленные, отравленные пространства труб, цехов, заборов, складов, гаражей, свалок, котелен, градирен и прочих предметов гордости победоносной социалистической индустриализации.
Миллионы человеческих жизней, брошенных в огненные объятия алчного Молоха. Эхо безликого Производства, проникающее в самые потаенные закоулки человеческой души, вытравливающее и разъедающее последние, полуразрушенные остатки личной свободы.
Алчная пасть заводской проходной, проглатывающая по утрам темную, невыспавшуюся, озлобленную, тупо шагающую в ногу человеческую массу, а к вечеру выплевывающая отработанный шлак — так же в ногу, но уже не столь энергично, бредущих к местам своего ночлега и пропитания людей.
Мой отец, Петр Яковлевич Зенин, сорок лет ходил в одну и ту же проходную.
Я поклялась себе никогда этого не делать.
Я часто думаю о том, что царь Петр Великий строил в Воронеже морские корабли и что Воронеж был в какое-то мгновенье истории столицей, прелюдией балтийского творенья…
…Река, медленно текущая к Дону, отражающая в себе крутые Чижовские холмы. С высокого правого берега Петр Великий смотрел по утрам на свои верфи, на свой разноязычный воронежский «Кукуй»… Все выгорело, разрушилось, превратилось в пыль давно ушедших времен. Разве что несколько ветхих колоколен да кое-где встречающиеся остатки бывшей стрелецкой стены…
В солнечный сентябрьский день река напоминает старое, полуослепшее зеркало. Река? Даже река эта уничтожена. Уничтожены заливные луга, тянувшиеся когда-то от крутого правого берега до самой Придонской низменности, с полными жизни маленькими озерами и болотцами, с перепелами, чайками и трясогузками, с обилием весенних цветов, с медовыми запахами сена и стадами коров и лошадей… Все это было уничтожено-вырублено, перекопано, переиначено. Плотина. Мелководная, зловонная, затянутая зеленой ряской лужа. Тухлое, пенящееся болото, регулярно выбрасывающее на искусственные берега мертвую, отравленную рыбу. Как порадовался бы Шигалев, увидев эти замечательные успехи по части переделки природы!
