Сергей: Гомонов - Сокрытые-в-тенях
Он рывком притянул к себе Айнора, обнял и. грубовато хлопнув по спине, отступил.
— Дерзайте — и да поможет вам Ам-Маа Распростертая!
Айнор взял Эфэ под уздцы, вообразил себе облик месинары и приложил пуговицу-заколку к скважине Врат.
— 3-Под шквал восторженных криков и рукоплесканий на помост поднялись его величество месинор Цаллария Ваццуки, сестра его величества — месинара Шесса, та самая женщина, в которой Ольсар мог бы признать Аурилиа Лесеки, если бы видел такой, какой она предстала перед библиотечным смотрителем Ясиартом, — и, наконец, венценосный супруг Шессы, нынешний правитель Ралувина, его величество Кей-Манур.
Коралловая маска Ваццуки сегодня изображала довольство. Он не носил рогатых масок, в отличие от большинства своих подданных, но зато в его распоряжении были самые разные лики: гнев, ярость, задумчивость, рассеянность, интерес, насмешка, усталость — и месинор надевал любую из них в зависимости от своего настроения или, что скорее, соответственно тому, каким хотел казаться в глазах окружающих. Длинные пепельно-русые волосы лежали четко разделенными прядями — две на плечах, одна, самая густая, на спине. Парадный камзол кораллового же оттенка проглядывал из-под багровой мантии, расшитой бисером из мелкого граната. На аристократически изящных ступнях его величества красовались короткие и узкие кожаные сапожки в цвет мантии, а голову венчал золотой шлем. Если бы кто-то посмел приблизиться к месинору на расстояние в один шаг, он, этот смертник, успел бы разглядеть переливавшихся на материи камзола неведомых крылатых чудовищ. Искусные мастера вышивали их шелковыми нитями кораллового цвета.
Стража обступила трон Ваццуки, а у ног правителя пристроился верный дурак, смешивший месинора в иные минуты его жизни. Шут разоделся самым что ни на есть идиотским — и оттого очень веселящим толпу — образом. Зеваки показывали на него пальцами и хихикали.
Их величества правители Ралувина, дома у себя носившие белые маски, здесь, дабы традиционно выказать уважение августейшему родственнику, закрыли свои лица полубелыми-полукрасными. Кей-Манур держался несколько стесненно и выглядел не столько месинором, сколько мужем месинары — о, а разница эта огромна! Чувствуя это, шут так и норовил отмочить какую-нибудь непристойность.
Площадь смолкла. Ее словно бы накрыло тишиной. Неподвижно стояли и Ольсар с Вальбрасом, разглядывая легендарного повелителя красномасочников. И если Вальбрас попутно прикидывал, сколько может стоить такой наряд, то сыскаря заинтересовало в Ваццуки нечто совершенно иное.
— Я рад, — негромко сказал месинор куда-то себе в воротник, и дабы услышать отдельные слова, всем приходилось напрягать слух, что Ваццуки, разумеется, нисколько не волновало, — что все вы пришли поздравить меня.
Он покосился на собственный памятник и сделал руками какое-то странное движение, стиснув кулаки, а затем резко раскрыв ладони, будто стряхивая с них нечто липкое и неприятное. Больная тема была бы замята, не вмешайся со своими глупостями придворный дурак.
Шут выкатился из-под ног Ваццуки, заквакал и заржал:
— И-го-го! Я конь его величества Ваццуки, да будет жизнь его не… А-а-а! Это что же, если она будет у Ваццуки нескончаемой, я до самой своей смерти буду таскать эту жирную тушу на своем бедном горбу?!
Все в ужасе сжались. Ни единая живая душа не заметила, как с насмешкой в глазах покосилась на брата Шесса. Надо заметить, что обычно правдивый, нынче шут хорошо приврал: Ваццуки был скорее сухощавым и уж никоим образом не жирным. Однако дурак, не смущаясь, хлопал себя по заднице, ржал, квакал, звенел бубенцами на колпаке и скакал на помосте.
Стражники переглянулись. Потешив себя, шут снова свернулся у ног властелина.
Ваццуки молчал. В толпе кто-то кашлянул, и все вздрогнули в едином рывке.
— Да-а-а… — сказал он наконец, все так же себе в воротник. — А ведь есть мир, где такие вот болваны становятся кумирами. Правители дозволяют им нести чушь на все государство, чтобы глупцы-зрители считали, будто они свободны и сами распоряжаются своей жизнью.
Месинор замолчал, подождал и вдруг, резко запрокинув голову, расхохотался.
Толпа сдулась и опала, подобно дрожжевому тесту, которое взболтали, чтобы оно не вылезало из кадушки. Подданные схватились за животы и покатились со смеху. Ваццуки толкнул шута сапожком, а тот, извернувшись, принялся вылизывать длинным языком его позлащенные шпоры и подковку на каблуке.
Ольсар стал проталкиваться к помосту, хотя они и без того стояли совсем рядом. Чтобы углядеть нечто, завладевшее его вниманием, сыскарь щурился. Всего пять шагов — и вот они с Вальбрасом и Лорсом Сорлом уже близко-близко к трону. Дальше не пустит суровая стража.
— Не могу поверить! — присматриваясь к правой руке месинора, пробормотал Ольсар. — Такое — и упустили?
Тут стоявшая справа от брата месинара Шесса едва заметно повернулась к Ольсару, глянула через плечо и чуть заметно заговорщицки улыбнулась такими знакомыми ему прекрасными глазами.
Сыскарь отпрянул. Шесса отвернулась и что-то сказала свалявшему очередную дурость шуту. Толпа глупо загоготала, и Ваццуки, сочтя, что достаточно ублажил своим присутствием разомлевших от счастья и восторга подданных, встал с трона. В сопровождении родственников и стражи он удалился обратно в замок. Целая рота гвардейцев в тяжелых латах расчистила ему путь, не обращая внимания на упавших или затоптанных, но все равно восхищенных горожан.
Ольсара и его спутников толкали, Вальбрас раздраженно толкался в ответ, доктор ныл, а сыскарь даже не обращал на это внимания.
— Что с вами, Ольсар? — раздосадованно спросил Лорс Сорл. — Может быть, пойло тетушки Ульрики дает о себе знать, а?
— Вальбрас! — сыскарь ухватил того за руку, и это оказалась раненая рука; Вальбрас стиснул зубы от боли, но стерпел. — Простите покорно. Вальбрас, нам нужно проникнуть в родовой склеп правителей Цаллария! Сегодня же ночью. Вы как профессионал не можете не знать его местонахождения!
Расхититель гробниц уставился на него так, будто у Ольсара прямо сквозь маску прорезался третий глаз на лбу.
— Еще я не сидел в тюрьме красномасочников! Вы расскажите эту шутку дураку его величества — в его исполнении это хотя бы будет смешно!
— Я нисколько не шучу. У настоящего Ваццуки нет одного пальца на правой руке, и он всегда носит перчатки, — Ольсар покрутил собственный указательный палец, словно собрался оторвать его напрочь.
— Тогда откуда же вам известно, что у него не было пальца, если он…
