Стивен Кинг - Томминокеры
5. СОВОК
Ситуация в Хейвене, как мы уже знаем, давно беспокоила Джона Леандро. Там явно что-то происходило. Он почти физически чувствовал это. Бывали моменты, когда он мог сказать, что чувствует запах чего-то необычного, как хорошая собака.
Его отпуск начинался в пятницу. Он рассчитывал выехать в Хейвен в тот же день. Но он жил вместе с недавно овдовевшей матерью, и она попросила его сперва съездить с ней к ее сестре в Новый Скотланд; она говорила, что понимает, что визит не вписывается в планы Джона, но она старая и не просит его о слишком многом; тем, что она стирает и готовит ему, она заслужила этот маленький знак внимания с его стороны, и еще очень многое говорила она, и ему пришлось уступить.
Поэтому в пятницу он отвез мать к ее сестре, задержавшись там на два дня, и смог выехать только в воскресенье вечером.
Он никогда не любил воскресенье.
Итак, в понедельник, 15 августа, Леандро за рулем недавно купленного и еще пахнувшего краской «доджа», насвистывая песенку, направлялся в Хейвен… где он рассчитывал прославиться как журналист. Хотя, конечно, вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать его пустым местом в газетном мире.
День был ясным и теплым, но не жарким. Это был день, который мог бы навеки запечатлеться в его памяти. Джонни Леандро мечтал написать роман… но он забыл одну старую истину: «Бери от Бога, что хочешь, но не забудь заплатить за это».
Он знал, что приблизился к чему-то гораздо большему и более важному, чем могло показаться с первого взгляда. Он забыл обо всякой осторожности. Ему хотелось как можно скорее извлечь из этой истории с Хейвеном все, что только можно.
Когда он выезжал со двора сестры своей матери, мать крикнула вслед:
— Не забудь позавтракать, Джонни!
В руке она держала увесистый сверток с бутербродами.
— Спасибо, мама, — сказал он, протягивая в окно руку. — Ты не должна была беспокоиться об этом. Я захватил с собой пару гамбургеров…
— Я говорила тебе тысячу раз, — сказала она, — не смей есть эти проклятые гамбургеры. С твоим желудком тебе следовало бы навсегда забыть, что это такое. И потом, ты не знаешь, из каких ужасных грязных продуктов их готовят. Микробы…
— Я все знаю, мам. Я…
— Ты не видишь этих микробов, — не обращая внимания на его слова, продолжала миссис Леандро. Ее было невозможно сбить с начатой темы.
— Да, мама.
— Руки поваров тоже бывают грязными, как тебе известно. Я бы не хотела, чтобы ты думал, будто я поучаю тебя, но иногда сыну бывает полезно послушать мать. Еда в общественных местах способствует многим, очень многим болезням.
— Мам…
Она вдруг неловко улыбнулась и прищурила левый глаз:
— Ты считаешь свою мать дурочкой, сынок, и мечтаешь только об одном: чтобы она поскорее заткнулась.
Леандро понимал, что это самый обыкновенный, не слишком ловкий маневр, но все же ему стало стыдно.
— Нет, мама, — сказал он, — я вовсе так не думаю.
— Конечно, ты отличный репортер, а я всего лишь домохозяйка…
Леандро, потупив глаза, ничего не ответил.
— Но кое-что я все же знаю. Держись подальше от придорожных закусочных, Джонни, потому что ты можешь там отравиться. Там все кишит микробами.
— Постараюсь, мама.
Удовлетворенная полученным обещанием, теперь она хотела, чтобы он поскорее уехал.
— Ты вернешься к ужину?
— Да, — ответил Леандро, не слишком уверенный в этом.
— К шести? — уточнила она.
— Да! Да!
— Знаю, знаю, я только глупая старая…
Он глянул в зеркало заднего обзора и увидел ее, стоящую на тропинке. Он дал задний ход, потом рванул вперед — и машина тронулась с места. Он уехал, а мать все еще что-то говорила ему вслед.
В Хейвене Бобби Андерсон демонстрировала Гарднеру усовершенствованную аппаратуру, приспособленную для дыхания. Ив Хиллмен узнал бы ее: это был все тот же респиратор, который он захватил для Дугана, только преобразованный внутри. Батча он должен был предохранять от воздуха Хейвена, а Бобби сделала так, что, войдя в корабль, она и Джим будут вдвоем дышать через него именно воздухом Хейвена.
Было девять часов тридцать минут.
В это же время в Дерри Джон Леандро притормозил у обочины дороги неподалеку от места, где исчезли полицейские Роудс и Габбонс. Он открыл «бардачок» и достал оттуда пистолет марки «смит-и-вессон» сорок пятого калибра. Он держал его в руках, ощущая приятную прохладу металла, а его нос принюхивался к странному запаху, доносившемуся откуда-то издалека.
Запаху тухлого мяса.
Микробы, — вспомнились ему слова матери. — Еда в общественных местах способствует многим, очень многим болезням.
Передумав, он положил пистолет на место и, так и не выйдя из машины, нажал на газ и тронулся с места.
Сердце его билось чуть быстрее, будто предчувствовало встречу с чем-то важным.
С чем-то большим… иногда я просто чую это.
Да. Здесь, безусловно, что-то происходит. Смерть миссис Мак-Косленд (когда же это было? в июле?); самоубийство полицейского, любившего ее; еще раньше — исчезновение маленького мальчика, Давида Брауна. Да, не забыть бы: исчезновение двух полицейских и странный рассказ дедушки этого самого Давида об обстоятельствах, при которых исчез его внук.
Почему вы пришли к Брайту, а не ко мне, мистер Хиллмен? — подумал Леандро. Подумал как минимум в пятнадцатый раз за последний месяц.
А теперь и Хиллмен исчез. Уехал из города две недели назад и не вернулся. Не появился больше к лежащему в госпитале внуку. Не вернул взятый напрокат автомобиль. Официальная версия была такова, что Хиллмен не исчез, но все же его разыскивала полиция. В глазах же Джона Леандро это исчезновение приобретало совершенно другой характер. Квартирная хозяйка Хиллмена в Дерри рассказала ему, что Ив задолжал ей шестьдесят баксов, а он никак не походил на человека, убегающего от долгов.
Что-то большое… странный запах…
Подобные эманации исходили от Хейвена в последние две недели. За июль в городе произошло несколько пожаров. Потом эта авиакатастрофа. Еще можно было прибавить то, что дозвониться в Хейвен стало практически невозможно. Это удавалось немногим. Он, Леандро, сам посылал запрос в телефонную компанию, и ему ответили, что никак не могут обнаружить неисправность.
Ему хотелось найти кого-нибудь, кто мог бы подробно рассказать обо всем, что происходило в Хейвене начиная с 10 июля…
Он интервьюировал многих людей, но ничего не добился. Некоторые уехали из Хейвена до известных событий и мало что могли рассказать. Другие с удивлением смотрели на него, потому что, хотя и были в Хейвене в начале интересующего Джона периода, никаких перемен, как и те, кто приезжал на похороны Руфи Мак-Косленд, не заметили.
