Джонатан Кэрролл - Стеклянный суп
— Прекрасно. Вы не могли бы сказать мне, где мы?
Мужчина показал на землю у себя под ногами.
— Мы в Смерти. А там Жизнь. — И он указал через границу.
Лени подошла и встала рядом с Изабеллой.
— А мы можем туда пройти? Это не запрещено?
— Конечно можете, миссис.
Лени посмотрела на подругу и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Изабелла остановила ее, подняв руку.
— Мы обе можем пройти туда?
— Да, миссис.
— Но я еще живая, а она мертвая.
— Мы знаем. Мы видим ваши сердца — ваше бьется, а ее нет.
— И тем не менее мы обе можем туда пройти?
— Конечно, никаких проблем, — ответил второй страж.
Женщины переглянулись. Их смутило это простое «да» — почему все так легко?
— А кто был тот человек, который прошел тут раньше? — Лени указала на ту сторону границы.
— Мертвец, как и вы. Он ездит навещать свою мать, которая еще жива. Переходит границу два раза в неделю.
— А что это за вещи у него на велосипеде?
— С их помощью он пытается вступить с ней в контакт. Изобретательный парень, правда, ни одна из его идей до сих пор не сработала. Хотя это не совсем верно — иногда кое-что срабатывает, только очень редко. — На этот раз пограничник широко улыбнулся своему напарнику, который усмехнулся и кашлянул в ладонь. — Вы обе можете пойти туда, в Жизнь, но это не означает, что вы вернетесь к жизни. Понимаете?
Когда женщины ничего не ответили, второй пограничник добавил:
— Вы будете как в аквариуме. Рыбы совсем рядом, но между ними и вами толстое стекло. — Он развел ладони дюймов на десять, словно показывая толщину стекла.
Изабелла была слишком возбуждена близостью к Жизни, чтобы по-настоящему понять важность его слов. Умудряясь сохранять нейтральное выражение лица, она выслушала все про аквариум и стекло, но ни то ни другое не произвело на нее впечатления. Она лопалась от нетерпения. Жизнь была совсем близко, а с ней Винсент, дом и ее собственная жизнь. Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как ее заманили в мир снов Саймона Хейдена. Да и какое значение имело это теперь, когда Жизнь снова была так близко, в каких-то пятидесяти шагах.
— Давай, Лени, идем.
Один из пограничников подошел к шлагбауму и поднял его перед ними. Женщины пересекли границу и зашагали к далеким горам. Пограничники переглянулись. Один медленно встряхнул руками, словно говоря, вот, мол, какие славные курочки только что прошли мимо, я бы не прочь пощипать любую из них. Его коллега согласно кивнул, но на этом все и кончилось. На их переходе работы всегда хватало. Люди все время ходили туда-сюда. Эти двое повидали много странного. Так что две хорошенькие женщины внесли в их службу приятное разнообразие, но не более того. Кроме того, в постовой будке пыхтела на огне славная чечевичная похлебка, а они оба были голодны. Рецепт включал большое количество пряностей, чьи пикантные запахи уже витали в воздухе, предвещая хорошую еду.
Пограничники предпочитали думать о скором обеде.
* * *Женщины шли вперед, ожидая чего угодно и ничего конкретно. Унылый пейзаж вокруг не менялся. Жизнь на первый взгляд ничем не отличалась от Смерти. Пересекая границу, обе ждали каких-то драматических событий. К примеру, что они вдруг перенесутся в какое-нибудь знакомое место или повстречают человека, которого знали при жизни, но ничего такого не случилось. Они просто прошли под шлагбаумом обратно в Жизнь и зашагали по плохой дороге, сплошь покрытой выбоинами и большими камнями. Восхитительный пряный аромат сопровождал их еще некоторое время, но по мере того, как они шли вперед, все слабел, пока не исчез окончательно. Изабелле его не хватало.
Они шли уже больше часа, когда она наконец произнесла:
— Ничего не понимаю.
Лени точно знала, что она имеет в виду.
— Я тоже.
— Я думала…
— И я тоже.
Жалея подругу и чувствуя такое же разочарование от того, что ничего не изменилось, Лени потянулась и взяла Изабеллу за руку. Это было неожиданно, но совершенно правильно. В жизни подруги часто держались за руки. У них троих, включая Флору, эта привычка осталась с детства.
Посмотрев на Лени, Изабелла увидела, что та плачет.
— Эй, в чем дело?
Лени нетерпеливо провела свободной рукой по глазам, отирая слезы.
— Ни в чем. Просто я надеялась, что ты сразу попадешь домой. Вот и все. — И она отпустила руку Изабеллы. Не зная, что делать дальше, она наклонилась и подняла с дороги камень. Подбрасывая его и чувствуя, как он оттягивает ей ладонь, она заговорила: — Я хочу, чтобы ты поскорее вернулась домой, родила своего ребенка и жила долго и счастливо. — И она изо всей силы зло запустила камень в сторону.
— Расскажи мне, когда тебе лучше всего было с Винсентом. Расскажи, когда ты особенно его любила.
Изабелла не раздумывала. Они продолжали идти, и по дороге она рассказала о том вечере, когда впервые повстречала Винсента и как они вместе ездили смотреть автограф Кизеляка и магазин Петраса Урбсиса. Обе шли, не глядя по сторонам. Рассказ был хорош, его хотелось слушать, не отвлекаясь.
Первой подняла глаза Лени, но только потому, что три раза подряд услышала что-то невозможное, вот и не удержалась. Ей просто необходимо было взглянуть, потому что провалиться мне на этом самом месте, если я не слышала чайку. Посреди этой ничейной земли, этой каменистой пустыни она явственно слышала крик чайки. Она хорошо знала этот звук, ведь квартира ее родителей в Вене была как раз на берегу реки. Она выросла, слушая, как кричат и разговаривают друг с другом чайки.
Подняв голову, Лени увидела, что они идут мимо той самой скамьи на берегу Дунайского канала, где ее нашли мертвой. Они вернулись в Вену. Прямо над их головами пролетала большая чайка. Лени тихо сказала:
— Изабелла, посмотри.
Та посмотрела и первым делом схватила Лени за руку:
— Что произошло?
— Не знаю, но мы здесь.
— Я хочу домой. Я хочу увидеть Винсента.
— Все это хорошо, но, по-моему, нам лучше пойти туда пешком. Кто знает, как тут на нас теперь все реагирует, а мне совсем не улыбается провести остаток вечности в метро.
Город стоял во всей своей красе. Летнее полуденное солнце заливало своим светом дома, выделяя горгульи, бюсты и венки на их фасадах. Обычно они, как и многие другие сокровища, не бросались в глаза, но только не в этот солнечный и восхитительно ясный день. Солнце снова напомнило им, как Вена щедра на архитектурные красоты, сколь многое тут радует глаз и западает в душу.
Уличные кафе, мимо которых они проходили, были полны загорелых тел, пирожных со сливками и темных очков. Запряженные в старинные экипажи лошади медленно цокали копытами по Рингштрассе, не обращая внимания на проносившиеся мимо машины. По Бурггартену бродили целые семьи, поедая мороженое. На траве, не разжимая объятий, спали влюбленные. На уличном лотке лежали персики величиной с грейпфрут.
