Дэвид Сосновски - Обращенные
Я влюбился в них обеих. Внезапно. Вот так — взял и влюбился. Я люблю маленькую девочку, дерзко оплакивающую свою мать-клоунессу. И я люблю стриптизершу, которая могла придумать всю эту историю просто из потворства мне. Я люблю даже эту некогда отталкивающую татуировку — теперь, когда выяснил, что она означает.
И я продолжаю делать попытки не опростоволоситься. Я должен притвориться умным. Интересным. Очаровательным. Я веду этот разговор, дабы продемонстрировать, что у меня есть мозги, и что я не похож на придурков, с которыми ей, возможно, приходилось иметь дело.
О дарит мне улыбку.
— Мне нравится, как ты… — начинает она, потом касается краешком своего бокала краешка моего, и раздается звон: тиньк!
Что-то подсказывает мне, что она уже использовала эту шуточку, и не раз — возможно, это у нее что-то вроде барометра, дабы судить о сообразительности клиента. Не желая ее разочаровать, я соглашаюсь.
— Спасибо, — говорю я и удостаиваюсь еще одной улыбки.
К этому моменту мы уже поведали друг другу о главных событиях своей жизни. Для О это были похороны ее мамы, для меня — война, превращение в вампира, тернистый путь к доброжелательности. Мы уже поговорили о работе, о музыке, о кино, о том, каким каждому из нас запомнился последний закат солнца, который мы видели.
— Я стояла спиной к этому дому, возле мусорного бачка, и курила в перерыве между выступлениями, — вспоминает О. — Солнце опускалось в конец проулка, заливая своим светом все лужи, которые были между ним и мной. Небо было цвета лаванды, и высокая трава, которая росла возле забора, начинала сверкать, точно неоновая вывеска…..
— А я просто надеялся, что оно взойдет еще раз, — говорю я. — Я был во Франции, шла война. И у меня был один из тех дней, когда смерть, кажется, подкрадывается к тебе все ближе и ближе. Я помню, как был потрясен: падает граната, во все стороны летят грязь и булыжники, щепки сломанного дерева, из парня, с которым ты только что разговаривал, фонтаном брызжет кровь. А потом граната взрывается — и все, что между тобой и солнцем, охвачено огнем, и по небу тянутся черные дымные ленты.
— Мой мне нравится больше, — говорит О.
— Мне тоже.
Мы ненадолго замолкаем, и мой взгляд блуждает, пока мои глаза, наконец, не ловят отражение спины Обелиска, висящее над ее левым плечом. Как я уже указывал прежде, миф о вампирах и зеркалах не имеет ничего общего с правдой, и место, где мы находимся — лучшее тому подтверждение. Зеркала здесь везде, они множат количество точек обзора, позволяя клиентам незаметно наблюдать за происходящим, а танцовщицам — очаровывать вас каким-нибудь пустяком, прежде чем вы заметите, что у нее потек макияж, вычеркнуть кого-то из списка кандидатов, подмигнуть подружке, танцующей у пилона. Глядя на молитвенно сложенные ладони, которые отражаются в зеркале напротив, я снова вызываю в памяти свой любимый кусочек недавно полученной научной информации: о том, что самка богомола обыкновенного, занимаясь любовью, откусывает своему партнеру голову.
Я делюсь этой информацией с татуированной леди, сидящей напротив меня, и она говорит:
— Ловко сказано, ловкач.
— Прошу прощения?
Она смотрит на часы.
— Это твоя вторая серьезная попытка затащить меня в постель за последние полчаса.
Я моргаю. Честное слово, я не задумывался о том, насколько соблазнительным может быть разговор о размножении насекомых, но сейчас, раз уж О обратила на это мое внимание… ладно, пусть будет.
«Ловко сказано, ловкач», — думаю я, пытаясь не улыбнуться. Вместо этого…
— Я смущен, — говорю я. — Я изумлен. Потрясен. Я…
— …попался, — подхватывает О, выпуская новую струйку воображаемого дыма.
Она берет меня за руку и похлопывает по ней, в то время как я начинаю собирать себя в кулак, чтобы выслушать объяснение — официальное, личное, — по поводу свиданий с клиентами. Или, возможно, она собирается представить меня своему бойфренду, который как раз оказался неподалеку. Или — кто знает? — своей любимой подруге. Женщины знают столько способов сказать мужчине «нет» так, чтобы его самолюбие при этом не пострадало. Будучи мужчиной, я уже слышал все эти отговорки — за исключением того, что сказала мне О.
— Итак… — сказала она, выпуская невидимую змейку несуществующего дыма из уголка рта.
Это оно и было — продувка. После этого тебя должно сдуть, словно ветром. Прелестно.
— Твоя постель… — похоже, она приклеилась к этой теме, точно муха к липкой бумаге, — она не похожа на старомодный гроб, верно?
— Нет…
— И горячую воду у тебя в душевой не отключают, верно?
Я киваю — возможно, чуть-чуть энергичнее, чем стоит. Однако О достаточно любезна, чтобы этого не заметить.
— Оки-доки, — она тушит свою невидимую сигарету. — Я освобождаюсь в два… — Пауза. — С работы, как ты понимаешь. — Еще более эротичная пауза. — Нам стоит еще кое о чем позаботиться.
Она переплетает пальцы обеих рук, без слов произнося «надеюсь» — комично, дважды.
— Подберешь меня?
— Похоже, я уже это сделал.
— Я имею в виду «позже», — она соскальзывает со стула и змейкой клюет меня в щеку. — Правда, прямо сейчас я сматываюсь, — ее глаза, точно камеры, делают панорамный снимок зала. — Надо развлекать клиентов.
— Я… — начинаю я, но она уже исчезла в землях манчкинов вместе с моим сердцем, моей головой… и мной как таковым.
Вы когда-либо задавались вопросом, можно ли найти, снять и обставить квартиру меньше чем за шесть часов? Ответ — «да». Полный ответ: «да, при наличии достаточной суммы». И вы знаете: если несколько десятков лет вам не выпадало ни одного случая перепихнуться, вы просто диву даетесь, как велика эта сумма наличными, которая внезапно оказалась в вашем распоряжении — даже если не принимать в расчет вашего комнатного смертного, воспитанию которого вы посвящаете все свободное время.
Да, к слову о комнатных смертных…
— Мы переезжаем? — спрашивает Исузу, наблюдая, как я мечусь по квартире, заполняя сумку из-под мусора книгами и отбирая самые занятные безделушки. — Или хочешь быть как плохой Санта?
— Хм…
Я замираю. Как прикажете объяснять то, что я делаю и то, что собрался делать?
«Хорошо, — допустим, скажу я, — в жизни каждого мальчика-вампира наступает время, когда он встречает кого-то особенного. Но мальчик-вампир не хочет, чтобы его новый кто-то особенный знал о том, что у него уже есть кто-то особенный (по крайней мере, пока не хочет), потому что это может закончиться бог знает чем — например, кровопролитием, а это не очень хорошо. Мальчик-вампир хочет узнать нового особенного получше и только потом сможет найти для него место в своей жизни, когда настанет подходящий момент. Если все правильно, то — держим пальцы крестиком, надеемся, еще раз надеемся, — именно так все и произойдет. И тогда первый кто-то особенный сможет говорить со вторым кем-то особенным об особых женских вещах, наподобие лихорадки Эбола.
