Юрий Иванович - Земля в иллюминаторе (сборник)
Я перешел дорогу и попробовал черные ягоды, срывая их со свисающих в сторону дороги веток. Они были просто восхитительны на вкус. И я принялся с упоением утолять мой здоровый, молодой аппетит. Ягод было не густо, возможно, не я один был любитель ими полакомиться. Но, пройдя в обратном направлении несколько метров, я увидел ветки, буквально усыпанные крупной спелой ежевикой. Правда, они были на другой стороне, на территории заброшенного участка. Как соблазнительно они выглядели! А я к тому же был зол на весь свет, и мне все было нипочем. Что мне стоило перемахнуть через чисто символический, мне по колено, забор, сложенный из старых потрескавшихся камней? Ни секунды не задумываясь, я устремился через замеченный мною проход среди колючих веток ежевики. Забравшись «с тыла» к облюбованным ягодам, я подумал: «Объемся и умру молодым!» И приступил к выполнению этой непосильной задачи.
Только на минуту меня отвлек голубой «БМВ», проехавший по дороге в сторону Нои. Хоть уже начало темнеть, но я рассмотрел в салоне авто кучерявость Мартина и собранные в пышный хвост восхитительные волосы Карлоты.
«Куда это они помчались? – с немым вопросом поглядел я им вслед. И сам себе ответил: – Да хоть куда угодно! Мне-то что до них? Мое место не возле нее, я гожусь только, чтобы ее смешить, да и то не всегда. Все-таки она правильно подметила: клоун я! Самый натуральный. Поэтому, как говорится: Мартину – Мартиново, клоуну – клоуново! Или правильнее – клоунское? А, все равно! Живи, клоун, и радуйся жизни, наслаждайся дарами матушки-природы. Она не женщина – всех порадует и накормит!»
Защищаясь подобной философией от терзающей душу ревности, я продолжил свой «сладкий» ужин. Не обращая внимания на колючки и острые камни, царапающие мои новые мокасины, я смещался влево и двумя руками, как ягодоуборочный комбайн, закидывал ежевику в рот. Я даже дошел до угла забора и сдвинулся немного вглубь по периметру. За кустами, напротив меня, на границе с соседним участком, был большой карман для заезда автомобиля, а то и двух. Заезд упирался в совершенно заросшие и намертво приржавевшие ворота, которые, вероятно, когда-то служили хозяевам «ягодной усадьбы». С другой стороны заезда стоял идеально выкрашенный забор с художественно разрисованной калиткой. Ею, видно, иногда пользовались, когда была необходимость войти на территорию со стороны дороги. От калитки к серому двухэтажному дому, через аккуратно стриженный зеленый газон, вела ровная, как стрела, асфальтовая дорожка.
Все эти детали я замечал мимоходом, совершенно автоматически. Сказывалась некая профессиональная привычка.
А сам думал совершенно о другом. Вернее, не о другом, а все о ней же. «Неужели я ошибся, приняв ее насмешки в мой адрес за интерес к моей особе? Выходит, я никудышный психолог!» Я вспоминал все мелочи и детали событий между нами, происшедшие за эти неполные сутки, и приходил к окончательному выводу: она надо мной издевалась, как хотела, а я еще и радовался! Она наверняка сидит сейчас в ресторане и, хохоча, рассказывает, какой я потешный и как со мной было весело. Мысленно представил хотя бы маленькую, но месть:
«Будто бы я вхожу в тот же ресторан, где и она, но со сногсшибательной молоденькой блондинкой. Да! Именно молоденькой. Лет восемнадцати-двадцати. Пусть она почувствует свой стареющий возраст и пусть лопнет от зависти. И чтоб в ресторане меня знали музыканты и упросили что-то спеть из своего репертуара. И я бы спел! И посвятил бы песню любящей меня блондинке. А Карлота бы кусала ногти и с тоской взирала на сцену с явным сожалением об утраченном! А я бы еще и сделал вид, что не узнал ее. И даже, если бы она напомнила, долго делал вид, что вспоминаю, и наконец воскликнул бы: – А! Помню! С вашим отцом я пил его лучшее вино. Передайте Фернандо от меня самый сердечный привет! – А потом ушел бы, безразлично повернувшись к ней спиной!»
Уже почти стемнело, и поредевшие автомобили проносились с включенными фарами. Но я этого не замечал. Как не замечал и того, что мои брюки и рубашка все больше и больше покрывались фиолетовыми пятнышками от сока переспевшей ежевики. Я кормил свое тело ягодами, а помутненный любовными переживаниями рассудок несбыточными детскими фантазиями.
Поэтому я даже сразу не обратил внимания на остановившийся на дороге автомобиль. Но когда тот сдал задом и заехал в заезд между участками, а потом погасил фары, я замер.
А вдруг это владелец ежевики? Хотя вряд ли. Скорее это кто-нибудь из соседей. Но прошло минуты три – никаких движений и звуков.
Мгла сгущалась прямо на глазах, и я ужаснулся, представив, как буду выбираться обратно на дорогу среди торчащих со всех сторон колючек. Я уже было пришел к мысли, что это какая-то влюбленная парочка заехала в укромный уголок, как вдруг дверь открылась, и со стороны водителя вышел здоровый мужчина. Он мне сразу показался знакомым, и, внимательно вглядевшись, я узнал в нем «самурая», с которым мы столкнулись сегодня утром. Только и не хватало, чтобы он предъявил мне претензии в нарушении чужой территории!
А тот постоял с минуту, чутко прислушиваясь и внимательно оглядываясь по сторонам. Потом, к моему облегчению, подошел к калитке и открыл ее ключом. Заглянул вовнутрь усадьбы и вернулся неожиданно к машине. Оперся грузным задом на заднее крыло, достал сигарету и закурил. Мне даже показалось, что он продолжает осматривать все вокруг. Он был так близко, что я отчетливо уловил запах сигаретного дыма. Даже самому захотелось закурить. «Ладно, – подумал я. – Выберусь на дорогу, закурю». А самурай согнутым пальцем постучал по заднему стеклу и сказал:
– Выходи!
На его команду задняя дверца открылась, и вышла высокая стройная женщина в поблескивающем вечернем платье, шлейф которого волочился по земле. Она тащила за собой вяло упирающегося мальчонку лет восьми-девяти. Одет он был в спортивную футбольную форму. Пронесшийся по дороге автомобиль добавил резко освещения, и я содрогнулся, рассмотрев лицо ребенка. Оно было как маска! Остекленевшие глаза бессмысленно блестели, а по подбородку изо рта текла слюна! Ребенок явно был болен! А возможно, он был таким с самого рождения. Так вот почему они не хотят лишний раз показывать свое дитя на люди. Я даже проникся глубоким состраданием к самураю, как вдруг он сердито проговорил вслед женщине, уже вошедшей в калитку:
– Глаз с него не спускай и держи телефон постоянно при себе! – на что женщина зло ответила:
– Ты свое дело делай, а мне не указывай! – и закрыла калитку.
Самурай зарычал в ответ что-то нечленораздельное и сел в машину. Завел мотор и поехал в сторону Нои.
А я стоял, не шевелясь, продолжая напряженно думать. «Что-то здесь не так! Не чисто все это! Явно отдает каким-то криминалом! Самурай – очень плохой человек, это видно сразу. Женщина тоже не подарок и совсем его не боится, а, скорее всего, даже ненавидит и презирает. А ребенок? Почему он так странно выглядит? Он мог быть таким от рождения, но такого же эффекта можно ждать и от лекарств, и от наркотических средств. Может быть? Может! В таком случае, возможно, что его похитили! Точно!»
