Виталий Вавикин - Вендари. Книга третья
Они совершали набеги на поселения, уничтожая всех, кто попадался на глаза. Пройдет еще пара лет, и молодой вид под названием человечество вымрет, и тогда голод останется неутоленным. Этот вечный, главенствующий в сознании голод, что доносится из глубин бытия, Вселенной, где некогда жила часть сознания древних. Поэтому древние решили уничтожить своих самок. Не ради людей, а ради себя. Ради своего голода и своей жадности, не позволявшей терять так много пищи на вскармливание потомства. Долгой была эта война и кошмарной, от которой, казалось, содрогнулась вся планета… И сейчас, десятки, сотни тысячелетий спустя, при упоминании той войны содрогался дом, где появилась на свет первая самка после истребления, содрогался весь остров, все болота Мончак. Сила, энергия, тьма прошлого из глубин Вселенной, пришедшая в этот современный мир вместе с младенцем, негодовала.
Вендари. Самцы… Звякнули разбившиеся стекла в доме. Море тьмы хлынуло в образовавшиеся бреши. Гнев. Это уже не был вихрь, забравший жизни Моука Анакони и многих других слуг. Это было цунами, ураган, стихийное бедствие, разверзшееся жерло вулкана, решившее любой ценой устранить угрозу – самцов древнего вида, которые однажды уничтожили своих самок в угоду своему голоду, страху за людские пастбища. И сила эта не интересовалась людьми или древними слугами. Только вендари. Только самцы.
Аламеа видела, как тьма потянулась к Закиру – вендари, находившемуся в комнате роженицы. Тьма защищала ребенка. И тьма пылала, бурлила гневом. Закир метнулся в сторону, пытаясь увернуться от цепких лап безудержной силы, прикрылся старой мамбо, надеясь, что тьма успокоится этой жертвой. Но в эту ночь гнев был разборчив. Он не сметал все на своем пути. Пока не сметал. Он жалил – точно, расчетливо. И невозможно было скрыться от кары за содеянное тысячи лет назад. Старая мамбо вскрикнула, когда тьма отшвырнула ее в сторону, лишив Закира живого щита, затем нависла над забившимся в угол самцом, смакуя это блюдо несколько долгих секунд, и наконец обрушилась, проглотив древнего. Ничего не осталось. Лишь тьма, которая отступала, словно недовольная морская волна, оставляя песчаный берег.
Младенец. Девочка. Самка. Она лежала в приготовленной колыбели и завороженно смотрела, как вращаются висевшие над ней игрушки. Абсолютная тьма покидала дом. Проглотила всех вендари, что были внутри, и теперь шла за теми, кто еще остался на островах. Древние. Сила чувствовала их. На болотах Мончак, в Луизиане, в Новом Свете и старой, как мир, Европе, среди льдов и в жарких африканских пустынях. Где-то далеко от Ясмин и ее дочери абсолютная тьма нашла и Клодиу, полукровку. Он не сопротивлялся. Смерть была у него в сердце, но… Но тьме не нужна была человечность. Поэтому черные волны хлынули дальше…
– Нужно убираться отсюда к черту! – сказала Аламеа, помогая старой мамбо подняться на ноги.
За разбитыми окнами дома было слышно, как кричат люди и древние слуги. Все смешалось: страх, отчаяние, благоговейный трепет перед непостижимым. Аламеа выглянула в окно, на причал. Лодки, на которых прибыли последние вендари, все еще качались на беспокойных, затянутых зеленой трясиной водах древних болот Мончак. Но паника уже стихала, позволяя людям и кровососам собраться, обдумать все и принять решение – бежать. И все эти тела, все эти испуганные мешки крови бросились к причалу, давя друг друга, ломая кости, разрывая ночь дикими криками. Люди прыгали в лодки, бежали с острова, как крысы с тонущего корабля. Десятки людей. Они толкали друг друга, били, резали, кололи, кусали… Потом переполненные лодки перевернулись и пошли ко дну. Люди оказались в воде, где на них набросились аллигаторы. Те, кто был еще на причале, отхлынули к берегу. Покинуть остров удалось лишь нескольким старым слугам, да и то лишь потому, что они воспользовались парой лодок, пришвартованных с другой стороны берега. Сейчас, услышав рев моторов, люди и кровососы у причала стихли и смотрели, как две лодки уплывают в ночь. Сбежавшие слуги молчали. Прожитые годы научили их не тратить силы на надежды. Если судьбе будет угодно, то они выберутся с болот Мончак, затеряются в людской толчее; ежели нет… Ночные птицы тревожно взмыли в черное небо, громко хлопая крыльями. Абсолютная тьма прокатилась по миру, собрала урожай из древних и теперь возвращалась назад к новорожденной самке этого вида, к младенцу. Возвращалась волнами. Беглецы сумели избежать встречи с первыми тремя, но четвертая накрыла одну из двух лодок, перевернула ее, дав пищу аллигаторам. Уцелевшие слуги не стали останавливаться. Бежать. Бежать прочь…
Правда, на причале их встретило еще одно зло – Фонсо. Сын Наследия подрос. Теперь ему было лет двенадцать-четырнадцать на вид. Клео стояла рядом. Машина оставлена. Нужна лодка, чтобы добраться к сердцу проклятых болот Мончак. Старые слуги пришвартовались, выбрались на причал. Надежда. Шанс на спасение перестал быть зыбким, обрел плоть, но затем слуги увидели Фонсо. Позволив сбежать от одной тьмы, судьба привела их к другой. Фонсо ни о чем не спрашивал слуг. Он забрался к ним в головы, увидел, от чего они бегут, и велел вырвать себе трусливые сердца.
– Нужно было остаться и умереть со своими хозяевами, – тихо сказал Фонсо под звуки рвущейся плоти и ломающихся костей. Когда кровососы добрались до своих сердец, вырвали из груди – жизнь оставила их. Фонсо повернулся к матери. – Ты тоже сбежишь от меня, как только почувствуешь опасность? – спросил он.
Клео не ответила.
– Тогда… – Фонсо хмуро посмотрел на лодку. – Тогда дальше я пойду один. Не хочу презирать тебя за предательство.
Он переступил через окровавленные тела кровососов, забрался в лодку. Черные воды вспенились ожившими тенями. Следовавшая за Фонсо сила сожрала часть причала. Клео упала в воду. Фонсо знал, что она выживет, выберется на берег, но чувствовал, что должен, обязан причинить ей вред за предательство. Причинить сейчас, дав надежду, что все закончилось, а затем отыскать и заставить улыбаться до конца своих дней. Улыбаться и плакать…
Когда Фонсо добрался до острова, где находился Претендент, древние слуги и люди успели уже успокоиться. Паника стихла. Лишь в воздухе все еще весело напряжение, предчувствие новой бури, да стонали те, кто пострадал в давке при пытке бегства. Люди с переломанным конечностями и ребрами сидели у причала, и их жалобы раздражали Фонсо еще сильнее, чем трусость встреченных чуть раньше беглецов, мысли которых показали ему дорогу сюда. Гигантская волна теней поднялась за спиной мальчика и обрушилась на берег, забирая страдальцев и тех, кто пытался им помочь. Затем волна отступила, оставила голый берег, забрав не только людей, но и части построенных сооружений. Фонсо выбрался из лодки. Поврежденный тенями причал трещал и разваливался под его ногами. Фонсо не падал в болото только лишь потому, что служившие ему тени заделывали бреши своей плотью. Мальчик шел по живой, извивающейся темноте к дому, где находились Ясмин и ее ребенок. На острове снова поднялась паника. Некоторые из самых отважных метнулись по разрушенному причалу к единственной лодке, обещавшей спасение. Строение затрещало, зашаталось под их весом и рухнуло в воду, где еще клубились голодные тени. Крики утонули в бездне вечности. Нескольких кровососов, имевших неосторожность встать на пути Фонсо, мальчик-монстр разорвал собственными руками, остальные бросились врассыпную: к другой части острова, в болота, куда угодно, лишь бы удовлетворить свой панический инстинкт самосохранения…
