Жан Рэ - Точная Формула Кошмара
— Кто вы? — переспросил он.
Ипполит Баес исчез; возле Теодюля вздымалась исполинская Форма, очертаниями напоминающая человека: голова исчезла в облачном ореоле.
— Великий Ноктюрн!
— Приди, — далеким эхом долетел дружеский голос.
Теодюль Нотт различил знакомые интонации того, кто играл с ним в шашки и делил вечерние трапезы.
— Приди… Даже здесь… внизу.… попадаются блудные сыновья.
Сердце Теодюля Нотта успокоилось: буйная разноголосица мира, который он оставил навсегда, развеялась, словно последний вздох вечернего ветерка в высоких тополях.
Последний Гость
В старом клетчатом кепи и в потертом пальто Джон уже ничем не напоминал импозантного швейцара в отеле «Королева океана»: на семь месяцев мертвого сезона он снова превращался в разносчика с Хамберстрит.
Мистер Баттеркап — владелец отеля — сердечно протянул ему руку.
— До следующего года, старина Джон: я рассчитываю открыть заведение не позже пятнадцатого мая.
— Если это входит в замыслы Божьи. — Джон прищурился и медленно выпил стакан виски, предложенный на прощанье патроном.
Поникшее, побуревшее пространство гудело рокотом высокого прилива.
— Сезон кончился неплохо, — заключил Джон.
— Мы последние, прямо-таки последние, — вздохнул Баттеркап.
Десяток фигур, согбенных под тяжестью баулов и чемоданов, обходя мол, брели к вокзальчику, крыша которого, выложенная разноцветными плитками, напоминала голландскую кухню.
— Сталкеры уезжают, — заметил Джон. — Смотритель мола им заявил, что сегодня будет снег.
— Какой еще снег! — возмутился мистер Баттеркап. — Едва начался октябрь.
Джон поглядел на небо, изъеденное соленым туманом: стайка бекасов растянулась монотонной дугой.
— Они не хотят садиться на болота. Ясное дело, холода.
Большая белая птица стремительно восходила по немыслимой кривой, она кричала: «Snow, snow»…[16]
— Слышали? — усмехнулся Джон.
— Насчет снега еще посмотрим, — рассудил мистер Баттеркап. И философски добавил:
— В конце концов, это ничего не изменит. Завтра погрузят мебель, которой нельзя зимовать, а послезавтра я и сам приеду в Лондон.
Джон хотел было скрасить вынужденное одиночество хозяина парочкой утешительных слов, но так ничего и не придумал.
— Послушайте, что это? Донесся торопливый стук молотка.
— Ну и дела! — удивился мистер Баттеркап. — Похоже, Уинджери уезжает. Он заколачивает окна своей виллы.
— В таком случае, — покачал головой Джон, — вы останетесь совсем один. Как только уйдет последний поезд, начальник станции тут же смотается в деревню.
Баттеркап насупился и проворчал:
— Вот что зарабатываешь, устраивая сезон в этой восточной дыре, вместо того чтобы солидно расположиться в Маргете или в Фолкстоуне.
— Однако дела не так уж плохи, — робко возразил Джон, ощупывая карман, где покоился бумажник.
— Н-ничего, — процедил мистер Баттеркап. Свисток далекого локомотива вытянулся в тонкую скрипучую жалобу.
— Поезд, — засуетился Джон. — Будьте здоровы, мистер Баттеркап.
— Еще есть минутка, выпейте на дорожку.
— Ладно, выпью последний, мистер Баттеркап. В мои годы тяжеленько бежать за поездом.
Мистер Баттеркап остался один в пустом и темном холле; стук молотка замер. Из окна он видел, как приливная волна смывает песочные домики, которые дети Сталкера равнодушно строили утром на одиноком и ветренном пляже.
— Фии-ни, фии-ни, — жаловался кулик, улетевший с родного болота.
— Сезон, сезон, — дополнил мистер Баттеркап, желая показать двенадцати плетеным креслам, что он еще не потерял чувства юмора.
Однако ни кулика, ни двенадцать кресел не заботила бодрость его духа.
Потом он посмотрел в сторону вокзала и увидел отчаянно бегущего человека.
Призыв локомотива подстегнул кандидата в пассажиры: он попытался увеличить скорость, аффектированно размахивая руками, словно кукла в театре марионеток.
Мистер Баттеркап загоготал от удовольствия.
— Уинджери точно не поспеет на поезд. Отлично!
Телефонный звонок нарушил эту маленькую буржуазную радость. Дежурный с электростанции предупреждал об отключении тока в связи с окончанием сезона.
— Но я-то еще тут! — заорал мистер Баттеркап.
— Продолжайте сезон в темноте, — посоветовал дежурный.
— Это мое дело!
— А здесь наше. Понимаете, идиот-электрик не желает крутить динамо-машину из-за вашего карманного фонаря.
— Карманного фонаря?! — взвыл хозяин отеля, который совсем недавно велел повесить роскошные люстры в столовой.
— Ну да, карманного фонаря, ты, дырявая калоша!
Третий голос вмешался в разговор, на сей раз голос начальника вокзала:
— Алло, алло! Телефонное сообщение прерывается. Закрывается линия, а также телеграф.
— Да ведь он хочет отключить ток, — захныкал мистер Баттеркап.
— Это все равно, — объявил начальник. — Ночной службы не будет, а вокзал освещается ацетиленом. Прерываю разговор.
Мистер Баттеркап мгновенно утратил солидную флегму владельца отеля и сравнил двух своих обидчиков с известным сантехническим приспособлением.
— Послушайте! — взбеленился начальник вокзала. — Вы оскорбляете важное должностное лицо, вы, живоглот, спекулянт!
— Треска вонючая! Дохлый червяк! — вопил электрик, который в свободное время любил удить рыбу.
Началась дружная беседа, небезынтересная в смысле фразеологии: оба функционера посоветовали мистеру Баттеркапу поскорей очистить морской курорт и отправиться в Лондон или еще подальше, если он не хочет увидеть превращения своих белых фланелевых брюк в половую тряпку. Злополучный собственник услышал, как электрик предлагал начальнику вызвать врачебный поезд, набитый хирургическими инструментами, дабы раскромсать на куски каналью отельщика; начальник посетовал на отсутствие под рукой хорошего кирпича: наконец, оба друга, сплоченные общей ненавистью, порешили встретиться в ближайшем кабачке, известном своим крепким пивом, отличным виски и жареной рыбой.
Мистер Баттеркап собрал немного оплывшего зеленого стеарина с канделябров, что украшали рояль, смастерил светильник в лимонадной бутылке и, тяжко вздыхая, налил стакан виски.
Смуглеющие пальцы закатного света все медлительней перебирали бледные перламутровые четки.
В геометрии песчаных скатов и слоистого тумана вечерние тени принялись строить химерические храмы.
