Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета
— Нет, уважаемый. Всего лишь странствующий монах. Хочу попытать счастья.
— Ну, тогда держись, — осклабился делец, сделав знак рукой. — Твой противник именно оттуда.
В ту же минуту из-за ширмы нарисовался моих лет человек, с плоским лицом, стороны, как принято в каратэ, поприветствовали друг друга поклонами «рицу-рей», после чего приняли боевые стойки.
Противник был подготовлен много лучше. Обработав меня серией ударов, которые я с трудом отразил, он пробил ногой «еко-гери»[211] в корпус, и у меня екнула селезенка.
При второй атаке Уваате удалось выполнить подсечку, и азиат грохнулся на помост. Но, тут же вскочив, взвился в воздух и саданул мне пяткой в лоб. Едва не расколов череп.
От всех этих сотрясений и пинков, внутри пробудились составляющие.
— Наших бьют! Полундра! — зарычали шахтер с моряком; прокурор гавкнул, — расстреляю! А чекист выдал приказ: — брось эту мутотень, давай самбо!
Мои силы учетверились, я поменял стойку и, выполнив защитный блок, уцепил противника за запястье. Далее последовал рывок на себя, резкий поворот, и тело каратиста полетело за канаты.
Сбив нескольких зевак, он врубился башкой в опорный столб, шапито качнулся, а зрители шарахнулись к выходу.
— Молодца! — заулюлюкал Кайман. — Знай наших!
Распорядитель с кислой миной на лице вручил мне сальную пачку купюр, бойца утащили за ширму, а толпа, оживленно переговариваясь, повалила наружу.
Вышли и мы. Решив тут же подкрепиться.
Чуть позже оба ламы сидели в небольшой харчевне, наворачивая тибетские пельмени «момо» с острым соусом и запивая их ячменным пивом. Каждый пельмень напоминал цветочный бутон, был сочным и пахучим.
— Жить, как говорится, хорошо! — утер сальные губы Кайман, заказывая по второй порции.
— А хорошо жить еще лучше! — поднял я кружку.
— Разрешите к вам присесть, уважаемые? — послышался рядом вкрадчивый голос.
У стола стоял толстый китаец в богатой одежде, играя в руках веером и улыбаясь.
— Сделайте одолжение, — кивнул я головой, потягивая золотистый напиток.
— Не могу ли я что-либо заказать, для странствующих монахов? — уселся на стул сын Поднебесной.
— У нас все есть, — высосал сок очередного «момо» Кайман. — Ближе к телу.
— Я хозяин заведения, в котором вы одержали столь славную победу, — поиграл серебряными перстнями на пальцах толстяк. — И меня интересует ваша манера боя.
— Дальше.
— Не можете ли вы дать несколько уроков моим бойцам? Я хорошо заплачу, — щелкнул он веером.
— Сколько? — покосился на китайца Кайман. (Полученные нами юани равнялись всего двумстам долларам, и для дальнейшего путешествия их было явно недостаточно).
— По тысяче за урок.
— Хорошо, — допил я свою кружку. — Три занятия с вашими бойцами проведет мой ученик, — указал пальцем на вождя.
— Слушаюсь, Учитель, — изобразив почтительность, приложил Кайман к груди руку.
Занятия было решено провести в два последующих дня, в уже известном нам месте.
Вслед за этим стороны вежливо распрощались, и мы отправились в нашу скромную обитель. Прикупив по дороге барана, сыра и овощей для ламы предоставившего нам кров. Так было справедливо.
Приняв все с благодарностью, тот пригласил нас на ужин, который прошел в дружеской беседе, а заодно мы выяснили точный маршрут до Лхасы. Он проходил через селения Гьянгзе, а потом Дагожука и составлял неделю пути на гужевом транспорте.
Утром, выпив горячего чаю с лепешкой, доставленных нам послушником, мы отправились по делам.
Вождь — проводить занятия, а я в ту часть базара, где торговали парнокопытными. Нужно было присмотреть пару лошадей или мулов, для дальнейшего вояжа по горам. На своих двоих, до столицы Тибета мы могли добраться разве что к лету.
Ориентируясь по звукам и все усиливающемуся характерному запаху, я вышел из людской толчеи к нескольким, огороженным жердями загонам. В них блеяли, мычали, ржали и издавал другие звуки, целые стада братьев меньших.
Миновав загородку с хрюкающими свиньями, а потом еще две, с овцами и яками, я остановился у лошадиной. Затем опершись на ограду, стал их внимательно созерцать.
Там были пони всех мастей. Одни щипали травку, другие грациозно передвигались и играли, а третьи, помахивая хвостами, спокойно стояли в ожидании своей участи.
Внезапно мне в локоть ткнулось что-то теплое и всхрапнуло.
— Чак! — выпучил я глаза. Это была одна из лошадок, которых у нас сперли.
Пони явно узнал меня, поскольку каждый вечер получал кусок сахару и стал покусывать рукав, а я тут же огляделся.
Метрах в пятнадцати сбоку, несколько покупателей, споря и выбрасывая пальцы, торговали выведенного из загона жеребца. Продавцом же выступал никто иной, как Бахрам. В новой одежде и опушенной мехом шапке.
— Ах ты ж гад, — прошептал лама Уваата, отступив в толпу, откуда стал наблюдать за вором.
Минут через пять сделка состоялась, стороны хлопнули по рукам; Бахрам, отставив губы, пересчитал деньги и сунул их за пазуху.
Я же переместился к двум старикам — нищим, сидевшим на коврике у соседнего загона, меланхолично жующих насвай[212], уселся рядом и, прикрыв голову накидкой, продолжил наблюдение.
До обеда ворюга продал еще одну лошадь, а потом что-то заорал двум табунщикам внутри загона.
Старший подбежал к нему, получил какой-то приказ и занял место хозяина, а Бахрам отвязал привязанного к изгороди мула, взгромоздился в седло, дернув повод, и тот поцокал копытами в сторону предместья.
Я последовал за ними, применяя имевшиеся навыки наружки[213].
На одной из окраинных, с несколькими старыми карагачами улиц, мул встал у последнего в ряду, добротного, в два этажа дома. Уйгур спешился, что-то гундя под нос и ввел животное в калитку.
Я же, быстро пройдя улицу, поднялся на невысокий, поросший кустарником холм за ним, откуда просматривался двор усадьбы.
Бахрам, уже без халата и шапки, сидел на ковре в тени зеленого чинара рядом с одноухим, поглощая куски мяса из котла, а им прислуживала молодая женщина.
Затем оба чаевничали и вели беседу, а спустя час, уйгур снова выехал со двора, направляясь к рынку.
— Так. Здесь у них нора, — решил я, после чего спустился с холма и отправился в шапито. Пообщаться с Кайманом.
Он как раз закончил урок, собираясь домой, и весьма обрадовался известию.
— Так что? Навестим их ночью? — мстительно раздул ноздри.
— Аз воздам, — кивнул я. Зло должно быть наказано.
Когда на городок опустилась мгла, а небо затянуло тучами, мы снова были на холме, наблюдая за жилищем.