Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета
Глава 7. От Кангмара до Лхасы
До селения в этот день мы так и не добрались. Хотя очень старались. Пришлось заночевать в открытом поле. Над нами в высоком темном небе мерцали звезды, где-то в горах выл шакал. Жалобно и тоскливо.
Около полудня вышли на окраину Кангмара, оказавшегося почти городом.
Десятки каменных домов с плоскими крышами, узкие кривые улочки, по которым гремели арбы с повозками, буддийский храм на площади, а за ним караван-сарай, почта и обширный базар. Откуда доносились рев ослов, блеянье овец и человеческое многоголосье.
Естественно, мы направили свои стопы в храм. К братьям по вере.
Там было несколько молящихся (судя по виду, крестьян) просящих ниспослать им благодать; у статуи грустящего на возвышении Будды, юный послушник снимал с горящих плошек и свечей нагар, а у бронзового треножника на вытертом ковре, сидел старый, с пергаментным лицом, лама.
— Мир тебе, уважаемый кущо-ла[207], - поприветствовали мы его, а он, подняв голову, нас.
— Чем могу помочь? — прошамкал, близоруко щурясь выцветшими глазами.
— Мы странствующие монахи, — поклонился я. — Идем издалека, ищем приюта на ночь.
— Следуйте за мной, — чуть подумал старик, после чего с кряхтеньем встал и направился к узкому проему сбоку. Мы пошагали за ним, с выражением смирения на лицах.
За щелястой дверью оказался небольшой, мощеный плитами двор, окруженный толстой каменной стеною, с колодцем в центре и несколькими нишами в ней. Напоминавшими по виду кельи.
Можете располагаться здесь, — вошел лама в крайнюю, с овальным сводом. Там имелись каменный очаг и деревянные нары в глубине, с охапкой камыша в изголовье.
— Накормить вас, к сожалению, не могу, — тяжело вздохнул. — Храм беден, поищите себе подаяние.
— Поищем, брат, — свели мы руки перед собой. — Спасибо тебе за кров над головой, да славен будет наш Великий Учитель!
— Воистину так, — ответил добрый старик, после чего, шаркая сандалиями и что-то бормоча, удалился.
Мы сложили свой скарб у стены, напились у колодца воды из привешенной к вороту бадьи и, потуже затянув пояса, вышли из обители.
— Ну что, двинем для начала на базар? — кивнул в сторону доносившегося шума Кайман. — Поищем чего-нибудь от щедрот паствы.
— Хлеб наш насущный дай нам днесь, — ответил я. — Двинем.
Базар оказался по — настоящему восточным. Там наблюдалось смешение лиц и рас, обилие местных товаров, средневековый колорит и что-то еще, волнующее и непередаваемое.
Потолкавшись в толпе меж палаток с прилавками, мы поглазели на искусство торговли, понюхали запахи баранины со свининой, шкварчащих на углях, поудивлялись искусству бродячих фокусников с канатоходцами.
Изредка в толпе мелькали оранжевые одеяния монахов с чашками, собирающих подаяния.
Нам с Кайманом это не подходило, поскольку мешало предшествующее воспитание и ранг, но нужно было что-то предпринимать. Финансы, как говорится — пели романсы.
Вдруг в дальнем конце базара мы услышали стук барабанов, а через минуту рев толпы. Явно выражающей восторг. Как у наших фанатов на футболе.
Мы, не сговариваясь, стали проталкиваться туда, пока не увидели что-то похожее на купол шапито[208]. Из побуревшего от времени, раскрашенного брезента.
— Вроде как цирк, — сказал Кайман, когда мы оказались у входа.
Там стоял смуглый малый, зазывая в жестяной рупор желающих посмотреть восточные единоборства, а второй принимал от желающих юани[209] и пропускал внутрь. За опущенный полог, откуда то и дело раздавались крики.
— Попробуем войти? — обернулся я к Кайману.
— А почему нет? Попытка не пытка.
Сначала взимавший деньги хотел нас не пустить, но вождь мистически заглянув тому в глаза, прошипел, — нашлю демонов, и вопрос решился положительно.
Внутри, в душном полумраке, толпились многочисленные зрители, а в центре, на ярко освещенном лампами помосте, за натянутыми канатами сплелись в объятиях два пыхтящих единоборца.
— Хе! — внезапно выдохнул один, и его противник с грохотом полетел спиной на доски.
— А-а-а!! — восторженно завопили зрители, а вверху закачались лампы.
Затем, когда атлеты спустились вниз, из-за отгораживающей небольшую часть цирка ширмы появилась вторая пара. Болельщики, хлопая друг друга по рукам, принялись делать ставки.
— Вроде как тотализатор, — шепнул мне на ухо Кайман, отрицательно помотав головой служителю, предложившему нам включиться.
Когда желающие сделали свой выбор, барабаны загремели вновь, началась очередная схватка.
По моей скромной оценке, бойцы были не так, чтоб очень и больше работали на зрителя. В меркантильных целях.
Это дало результаты. Публика завелась, и они еще чуть поскакали по помосту. Затем один нанес серию ударов другому, тот повалился как сноп, а болельщики забились в трансе.
— Обувалово, — констатировал Кайман. Я, молча, кивнул, а на помосте возник распорядитель. В ярком шелковом халате, поджарый и длинными вислыми усами.
— Уважаемые гости! — завопил, подняв кверху руки с браслетами на запястьях. — Любой желающий может попытать судьбу, сразившись с нашими бойцами! Приз — тысяча юаней! (обвел публику раскосыми глазами).
В толпе возникло оживление, многие стали подталкивать друг друга локтями, а затем на помост взобрался похожий на шкаф крепыш. Желавший попытать счастья. Развязав пояс и сбросив халат, он широко развел бугристые длани, а из-за ширмы враскачку вышел второй. Тот, что победил в первой схватке. Зрители стали заключать пари и делать новые ставки, потом грянули барабаны — бойцы сошлись и начался мордобой. С хряскими ударами и бросками.
Еще через пару минут все кончилось. Цирковой атлет корчился на помосте, победивший принимал овации. Далее распорядитель вручил ему приз, крепыш, поплевав на пальцы, демонстративно пересчитал купюры, и, прихватив халат, исчез среди зрителей.
— Подстава, — решил я, став ждать, дальнейшего развития событий.
Вызов, повторился с той же суммой, второй из любителей проиграл, и толпа разочарованно взвыла.
— Бой последний и завершающий! — заорал распорядитель, обходя арену, после чего, потрясая деньгами в руках, удвоил ставку. Смельчаков больше не находилось, зазывала стал подзадоривать зрителей, и мы с Кайманом переглянулись.
Вслед за этим я снял накидку, сунув ее приятелю, и растолкав зевак, влез на помост.
— Ты не из Шаолиня[210]? — подозрительно оглядел мою одежду распорядитель.
— Нет, уважаемый. Всего лишь странствующий монах. Хочу попытать счастья.
