Энн Райс - Мэйфейрские ведьмы
В последний раз я видел Ллуэллина в конце августа 1959 года. Это был уже совсем больной человек. У него сильно дрожали губы и левая рука, а речь была не совсем ясная. Я понимал его с трудом. Я честно признался, что его рассказ о Джулиене означал для меня очень много и что я до сих пор интересуюсь историей семьи Мэйфейр.
Сначала мне показалось, что он не вспомнил ни меня, ни нашу с ним встречу, – такой отрешенный у него был вид. Потом он, видимо, узнал меня и разволновался.
– Пройдемте со мной в подсобку, – сказал он, безуспешно пытаясь подняться из-за конторки; пришлось мне помочь ему. Он нетвердо держался на ногах. Мы прошли в дверной проем, завешанный пыльной шторой, и оказались в маленьком складском помещении; там он остановился и уставился на что-то, но я ничего не увидел.
Он как-то странно рассмеялся и махнул рукой, словно отпуская кого-то. Затем он достал коробку, откуда вынул трясущимися руками пачку фотографий. На всех снимках был Джулиен. Ллуэллин передал мне фотографии и, казалось, хотел что-то произнести, но язык его не слушался.
– Не могу выразить, что они значат для меня, – сказал я.
– Понимаю, – ответил он. – Потому и хочу, чтобы они хранились у вас. Вы единственный, кто сумел понять Джулиена.
И тогда мне стало грустно, ужасно грустно. Действительно ли я сумел понять этого человека? Наверное, да. Ллуэллин представил мне Джулиена Мэйфейра как живого, и я нашел его неотразимым.
– Моя жизнь была бы совсем другой, – сказал он, – если бы не встреча с Джулиеном. Знаете, я потом больше не встретил никого, кто мог бы с ним сравняться. А еще этот магазин, не знаю, как бы я выжил без него, хотя в конце концов я мало чего достиг.
Тут он словно отмахнулся от всех мрачных мыслей и улыбнулся мне.
Я задал ему еще несколько вопросов, но он тоже от них отмахивался. Наконец один вопрос его заинтересовал.
– Джулиен страдал перед смертью? – спросил я.
Старик задумался, затем покачал головой:
– Нет, не очень. Разумеется, ему не нравилось, что он парализован. Да и кому такое понравится? Но он любил книги. Я все время читал ему. Умер он ранним утром. Я знаю это, потому что просидел с ним до двух часов ночи, затем погасил лампу и спустился вниз.
Ну вот, около шести утра меня разбудила буря. Полил такой сильный дождь, что с подоконников текло. И клены перед домом оглушительно шумели. Я тут же побежал наверх посмотреть, как там Джулиен. Его кровать стояла как раз у окна.
Ну и что вы думаете? Ему как-то удалось сесть и открыть окно; он так и умер, перегнувшись через подоконник, лежал с закрытыми глазами, такой умиротворенный, будто хотел сделать глоток свежего воздуха, и когда ему это удалось, то силы оставили его и он упал замертво, словно заснул, склонив голову набок. Это было бы очень мирное зрелище, если бы не буря, потому что дождь лил прямо на него и ветер задувал в комнату листья.
Позже врачи сказали, что у него случился обширный удар. Вообще непонятно, как он сумел открыть окно. Я тогда промолчал, но, знаете ли, мне пришла в голову мысль…
– Да? – с готовностью откликнулся я.
Но Ллуэллин лишь пожал плечами и затем продолжил чрезвычайно невнятно:
– Мэри-Бет буквально обезумела, когда я позвал ее. Она стащила его с подоконника и уложила на подушку. Даже ударила его по щеке. «Просыпайся, Джулиен, – кричала она, – не оставляй меня так рано!» Мне чертовски трудно было закрыть окно. А потом одну фрамугу все-таки сорвало с петель. Такая жуть.
Затем наверх поднялась эта ужасная Карлотта. Все люди как люди – подходили поцеловать его, отдать дань уважения; дочка Реми, Дорогуша Милли, помогала нам прибирать постель. Но эта жуткая Карлотта даже приблизиться к нему не захотела, не то чтобы помочь нам. Просто стояла на лестничной площадке, сцепив руки на животе, словно маленькая монашка, и смотрела в дверь.
Там была Белл, прелестная Белл. Ангелочек Белл. Она пришла со своей куклой и ударилась в слезы. Потом Стелла забралась на кровать и улеглась рядом с Джулиеном, положив руку ему на грудь.
Белл сказала: «Просыпайся, дядя Джулиен». Наверное, слышала, как ее мама говорила это. Ах, Джулиен, бедный милый Джулиен. Он в конце концов обрел мир и покой – голова на подушке, веки сомкнуты.
Ллуэллин заулыбался, тряся головой, а затем начал тихо смеяться, как будто вспомнил нечто трогательное. Он что-то сказал, но что именно, нельзя было разобрать. Затем он с трудом прокашлялся.
– Ах эта Стелла, – сказал он. – Все любили Стеллу. Кроме Карлотты. Эта змея никогда ее не любила… – Голос его затих.
Я попробовал проявить настойчивость, еще раз прибегнув к наводящим вопросам, которые я взял себе за правило не задавать. Завел разговор о привидениях. Упомянул, что очень многие люди считали, будто в особняке водятся привидения.
– Думаю, если бы это было так, вы бы знали, – сказал я.
Не уверен, что Ллуэллин понял меня. Он вернулся за свою конторку, сел и, когда я уже решил, что ответа мне не дождаться, вдруг заговорил. По его словам выходило, будто в доме было что-то не так, но он не знал, чем это объяснить.
– Там было нечисто, – сказал он, и на лице его вновь появилось отвращение. – Я мог бы поклясться, они все об этом знали. Иногда у меня возникало такое чувство, будто… за нами кто-то все время наблюдает.
– Может, за этим что-то скрывалось? – не отставал я от старика – я ведь тогда был молод, безжалостен и полон любопытства, к тому же еще не понимал, что значит быть старым.
– Я пытался обсудить это с Джулиеном, – ответил Ллуэллин, – говорил, что оно в комнате, рядом с нами, что мы не одни, что оно… наблюдает за нами. Но каждый раз он посмеивался, как любил посмеиваться над всем остальным. Он уверял меня, что нельзя быть таким стеснительным. Но я мог бы поклясться, что оно было там! Оно появлялось каждый раз, когда мы с Джулиеном… сами знаете… были вместе.
– А вы сами видели что-нибудь?
– Только в последние дни, – сказал он, потом еще что-то добавил, но я не смог разобрать. Когда же я опять начал настаивать, он покачал головой и многозначительно поджал губы, что было его привычкой. Затем он перешел на шепот. – Должно быть, мне все привиделось. Но я мог бы поклясться, что в те последние дни, когда Джулиен был уже совсем плох, оно точно было там. Оно было в комнате Джулиена, оно было в его постели.
Старик взглянул на меня, как бы оценивая мою реакцию. Уголки его губ скривились в усмешке, глаза поблескивали из-под кустистых бровей.
– Жуткое, жуткое существо, – прошептал он, качая головой, и его всего передернуло.
– Вы видели его?
Он отвел взгляд. Я задал еще несколько вопросов, но уже понимал, что потерял его внимание. Когда он снова заговорил, я сумел разобрать несколько слов: другие обитатели дома знали об этом существе, знали и притворялись, что не знают.
