Лиля Калаус - Фонд последней надежды
— Как грустно, — прошептала девочка. — Столько лет мучить себя и других. Этот гимназист… Он вернётся?
— Думаю, нет… — вздохнул я. — Мне кажется, ему надо было, чтобы его загадку кто-то разгадал. Волею судеб, этим человеком оказался я. Володя Штайн получил, наконец, покой…
Мы в молчании пили свой кофе. Ася сказала:
— Покой… да, я помню. Когда я была маленькой, у меня каждый день было это счастье. А когда мама… когда она ушла… Ушёл и покой, только усталость осталась. Но это же не замена, да? Покою? Последние годы прокручиваются в памяти, как чёрно-белый немой фильм. Очень скучный. Наверное, я специально себя загоняла, как лошадь, чтобы… не вспоминать. И не думать. Сейчас мне кажется, что я и не жила. Бредила. Как будто свернула не туда, доверилась совершенно чужому человеку…
Она нервно крутила на пальце свое скромное обручальное колечко… Нда-а…
— Не уверен, детка, что понимаю. Скажите, эти слова имеют какое-то отношение к вашей разбитой щеке? Или вы ушиблись там… в четвёртом нумере?
Она, заалев, опустила глаза.
— Н-нет… В смысле, не в номере… Я…
— Это ведь не Олег Юрьевич? — с тревогой спросил я. В сердце кольнуло.
— Нет, что вы! — с жаром воскликнула она. — Олег, он… Он хороший! Он никогда!..
Я погладил её руку:
— Простите, простите великодушно… Асенька, душенька, я уже старик. Не скрою, иногда мне тоже казалось, что я свернул не туда. Что живу не с тем человеком, что слишком слаб и наивен… Да что там, в молодости я считал себя самым настоящим ничтожеством. Но в глубине души я был совершенно уверен в своём выборе. Ответ знаете только вы. А вы, Ася, — разумная, добрая, совестливая девочка. Это значит, что у вас есть все шансы ответить верно. Понимаете?
— Понимаю… — улыбнулась она.
Какая чудесная улыбка. Счастливец, этот Коршунов…»
В кабинете Мойдодыра за круглым директорским столом сидели Балтабай-ага в полосатом костюме при белой «бабочке», Корнелия в вечернем муаровом туалете, главбух Инна Федоровна в стразах и брюликах, Камилла Джакоповна в своеобычном сталинском френче и Мадлен Генриховна в бирюзовом мини. Завхоз Амбцибовицкий внёс жостовский поднос с конфетами и чайник.
Добродушно-серьёзный Рипли, в ковбойке и джинсах, сразу же взял быка за рога.
— Друзья мои! Вот вам чёткие указания мистера VV, которые я теперь буду исполнять. Первое — через месяц этот дочерний Фонд будет закрыт. Второе — я лично проведу интервью со всеми работниками, во избежание инцидентов и шума в прессе. Разумеется, всем положена солидная компенсация. План закрытия таков. Выплата оставшихся траншей по заключенным договорам одновременно, затем — закрытие всех программ, покрытие коммунальных и прочих долгов, уничтожение документации. Затем — увольнение коллектива с раздачей наилучших рекомендаций. Вопросы? — он немигающим взглядом уставился на Балтабая Модадыровича.
— Да-да… — директор нервно потёр руки. — Новые вызовы, понимаете ли, как бы это сказать, одним словом… На передний рубеж, дорогой ты мой человек, выдвигает меня сам, как говорится, Президент, личная просьба, личная! Вчера мне звонили, представьте себе, из Президентского совета. Меня назначают директором Национального музея искусств… — Мойдодыр вспотел, покраснел, потянул «бабочку» за крыло и вдруг закричал: — И нам ли не знать, как вы понимаете, всю важность этого назначения! Сделаю всё, что смогу! С чистой, кристально чистой совестью ухожу! Бескорыстно служил! И я настаиваю на особом бонусе для руководящего состава! Да-да! Подчёркиваю! А не то, что эти ваши, понимаете ли, разговорчики о компенсации! И я лично позвоню мистеру Вертиго Вертолетти. А если понадобится — и самому Президенту! Дело, сами понимаете, не в деньгах! Это просто оскорбительно, унизительно для человеческого достоинства! Имейте в виду, я подам в Гаагский суд! Штурманга люлям!
Над столом повисла неприятная пауза. Корнелия изучала безукоризненный маникюр, Рипли неторопливо крутил в чёрных лапищах чашку, Олег глядел в окно.
Мадлен Генриховна всхлипнула.
— Как же так… Столько лет… А… Почему же?..
— Мистер Вертолетти дословно сказал следующее, — отчеканил Рипли, отставив чашку: — Буркутстан — богатая страна, которая вполне может позаботиться о себе сама.
— Я считаю недопустимым… — гневно начала Камилла Джакоповна.
— Обсуждения не будет, — отрубил Рипли. — Уважаемый керметти Балтабай Модадырович! Бонус для руководства в размере десятимесячной зарплаты будет вам выдан завтра. Мистер Вертолетти через меня передаёт вам огромную личную благодарность и наилучшие пожелания.
Мойдодыр, поджав губы, отвернулся. Ручки его крепко обхватили любимую чашку с сердцем. Рипли продолжил:
— С сегодняшнего дня я временно принимаю на себя обязанности директора. Ждите указаний через секретаря. Всем спасибо!
Бывшее руководство бывшего Фонда, переглядываясь, полезло из-за стола. А Рипли вдруг дурашливо улыбнулся и с удовольствием произнёс:
— Коршунов! А вас я попрошу остаться.
Мойдодыр обидчиво выпятил нижнюю губу, но встал и вместе со всеми покинул кабинет.
Посерьёзнев, Рипли сказал:
— Олег, твоя помощь была неоценима. Вертолетти ждёт тебя в своем офисе послезавтра.
Он протянул ему чёрную ручищу с зажатым в ней конвертом.
— Это подарок от шефа. Билет до Нью-Йорка и бонус.
Олег сунул конверт в карман. Замявшись, сказал:
— В принципе, я ожидал… Но правда — почему так скоро?
Рипли достал раблезианскую сигару, любовно оглядел её и ловко обрезал кончик.
— Между нами… У меня нет полномочий разглашать, но ты, Олег, мой друг. Здесь будет… Как это сказать? За-ва-ру-шка. Предположительно — в конце лета. Наши политтехнологи даже придумали название — «Яблочная революция». Тебе нравится?.. О, ты ведь так поэтично описал эти яблоки в своём отчёте… «Андорр», кажется? Как это говорили… В том фильме… Тебе бы, начальник, романы сочинять…
И Рипли расхохотался, с наслаждением раскуривая сигару.
Олег криво улыбнулся. Ну да. Можно было догадаться.
— Олег, я голоден, как чёрт. Ланч?
Вернувшись в Фонд, Ася до обеда разбиралась с бумажками. Олега не было. В обед выпила кофе с булкой в ланчевне. Он не приехал. Звонить ему она по-прежнему робела. Вернулась в кабинет, достала косметичку, требовательно заглянула в зеркальце пудреницы.
Синяк она, конечно, замазала — к счастью, из фондовских никто не заметил. Гулька косилась, конечно, а так — обошлось.
В Фонде все как-то странно шушукаются. Какой-то эмиссар из Штатов приехал. Что они там удумали? Опять сокращения?
