Фридрих Шиллер - Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)
Они молча покинули кабинет. На лестнице, оживленно перешептываясь, толпились егеря и лакеи.
— В чем дело, — спросил граф Остен.
Из группы вышел Хагемайстер.
— В городе ползут слухи, что старый герцог желает отречься в пользу наследной принцессы…
— Кого?!
— Наследной принцессы, — повторил егерь.
— Охота вам болтать ерунду! — возмутился граф.
Они направились в покои маркиза. Еще от двери граф заметил листок бумаги, приколотый к вышитому золотом фраку. Отцепил и дал Чивителле.
«Одумайтесь, маркиз! Остерегайтесь вставать у меня на пути!»
Глаза графа сверкнули.
— Ему известен каждый наш шаг! Записка, несомненно, приколота одним из лакеев.
— Неважно, кем приколота, — чуть ли не прошипел маркиз. — Это почерк доктора Тойфельсдрока. Пяти минут не прошло, как мы ушли от принца — он извещен и находит время высказать свое мнение. Слухи в городе тоже его работа: таким способом он хочет поторопить нерадивого ученика. Говорю вам, Остен, моя антипатия к этому человеку растет ежедневно, ежечасно. Он готовит принцу гибельную лов…
— Молчите, молчите, — прервал граф.
— Не буду молчать! — крикнул Чивителла. — Попадись мне сейчас армянин, он почувствовал бы холод моего клинка!
Остен метнулся к нему и зажал ладонью рот.
— Молчите, ради Христа, маркиз, — прошептал он. — Разве здесь безопасней, чем в кабинете принца? Уверены ли вы, что каждое ваше слово не подслушано?
Оба, тяжело дыша, смотрели друг на друга.
Маркиз опустил голову.
— Я никогда не ведал страха… И теперь… теперь…
Он замолчал, напряженно вслушиваясь.
— Кто-то стоит снаружи!
Выхватил шпагу, распахнул дверь. Граф Остен следовал за ним.
В полутьме коридора скользила высокая женская фигура. Они кинулись за ней, почти настигли, но вдруг женщина буквально скрылась в стене.
Потайная дверь была им неизвестна. Искали повсюду, нашли под ковром кнопку, нажали — бесполезно, женщина заперла дверь изнутри. Призванные слуги взломали дверь рычагом; граф и маркиз пробрались узким проходом, спустились по ступенькам и, наконец, очутились в саду. Женщина исчезла.
Граф остановился и перевел дыхание.
— Я узнал ее высокую фигуру. Эту даму я видел в Мюнхене, в доме доктора Тойфельсдрока.
Чивителла кивнул.
— Не сомневаюсь. Она была с армянином в Венеции. Пассия принца из Мурано.
* * *Несколько дней спустя явился городской комендант, по приказу коего арестовали принца. Поскольку принц не пожелал его видеть, Остен принял полковника.
Остен едва узнал визитера: полковник, казалось, постарел на несколько лет. Он вошел нетвердой походкой, руки дрожали. Тяжело опустился на предложенный стул.
— Что с вами? — спросил Остен.
— Не спрашивайте, — вздохнул полковник. — С того вечера как я освободил принца и лейтенант отдал мой перстень с печатью, не знаю ни сна, ни покоя. С этого перстня все и началось. Меня преследуют тайные послания, необъяснимые происшествия, жизнь превратилась в ад. Я пришел сюда не по своей прихоти, я должен… служить принцу.
— Господин полковник, — начал граф.
— Умоляю, не досаждайте вопросами. Тридцать два года я верно служил герцогу, нелегко… стать предателем против своей совести, против своей воли, меня давит, толкает неведомая власть, источник которой непостижим. Готов повиноваться приказам принца…
— Сей господин, побуждающий вас к подобному шагу…
— Это не мужчина, — воскликнул комендант, — это женщина!
Граф Остен поднялся.
— Благодарю вас, полковник. Понимаю ваши чувства и не собираюсь вас мучить. Возвращайтесь в цитадель, занимайте ваш пост по-прежнему. Принц Александр принимает ваше предложение, распоряжения вы получите в свое время. И разрешите, полковник, успокоить вашу совесть: вы будете служить хорошему повелителю.
Комендант молча поклонился и вышел.
Последние недели замок принца лихорадило. Еженощно въезжали и выезжали секретные курьеры. Принц и граф Остен зачастую работали до раннего утра. Граф Остен, сколь возможно скрыто, готовил к обороне замок и парк. Хотели удержать замок, пока от границы не прибудут гессенские полки. Защита от вероятного нападения войск герцога возлагалась на графа Остена; принц в ближайшее время намеревался тайно покинуть город и принять командование над гессенскими солдатами. Чивителле поручили разузнать через коменданта замыслы противоположной стороны.
Английский посол решил в дипломатических целях покинуть резиденцию до начала путча. Принц дал в его честь скромный прощальный обед, выбрав дом графа Остена, дабы особо не привлекать внимания. Стол накрыли на десять-двенадцать персон: в центре, ради английского гостя, красовался солидный кровавый ростбиф. Гости расселись, пустовало лишь одно место по правую руку принца, слева сидел посол.
Уже успели съесть суп, когда егерь Хагемайстер широко раскрыл дверь и провозгласил:
— Господин фон Эрдег[12].
Новый гость появился в костюме венгерского магната. Черный бархатный берет, отороченный куньим мехом, украшало орлиное перо, озаренное у основания рубином величиной с голубиное яйцо. Рубины служили пуговицами к застежкам его атиллы[13], рубины сверкали на ментике. На боку висела кривая турецкая сабля, отделанная рубинами.
Остен мгновенно узнал доктора Тойфельсдрока.
Принц торопливо подошел к нему, протянул руку, подвел к столу. Чивителла, сидевший напротив, заметно побледнел.
Доктор Тойфельсдрок передал егерю берет, саблю и ментик, сел и положил на стол свернутую французскую газету.
— Редкий гость пожаловал, — обратился к нему англичанин. — Вероятно, представитель его апостолического величества императора и короля Венгрии?
Гость ответил незамедлительно, хотя, казалось, ответ адресовался маркизу:
— Его апостолическое величество император Иосиф едва ли мог послать господина фон Эрдега… Маркиз, знающий несколько венгерских слов, подтвердит это.
— Ну, маркиз, и что же сие означает? — поинтересовался принц.
Маркиз, похоже, забыл немецкий:
— Diabolo, — пробормотал он, — Ordok![14]
Новоявленный венгр продолжал, на сей раз повернувшись к послу:
— Я пришел из цыганской страны, эта страна, согласитесь, милорд, везде и нигде. Я безродный цыган, куда приду, там и дом найду.
Он поднял бокал и внимательно посмотрел на маркиза.
— Выпьем, маркиз, выпьем за обольстительную цыганочку!
Он выпил; маркиз не прикоснулся к своему бокалу.
