Борис Левандовский - Шумен
Правда в том, что он здорово испугался. Хотя, казалось, никакой опасности ему не грозило. Однако что-то настаивало на обратном, и сороконожка придерживалась того же мнения, – как будто могла располагать большими сведениями, чем он.
Макс заметил в нескольких десятках шагов впереди витрину магазина и прибавил ходу. Да, он пошел на поводу у своего любопытства и выставил себя ослом; да, в определенном смысле что-то его заставило даже испугаться, но – довольно об этом, потому что все закончилось.
До одурения хотелось курить, но всему свое время – сначала нужно было унять липкую жажду во рту. Еще сильнее он желал бы услышать голос Лены, прямо сейчас; нужно будет обязательно выпросить у отца бабло на мобильный телефон, сразу как они с матерью вернуться из своего «медового месяца» на Кипре. Макс взлетел по ступеням, ведущим к входу в магазин, который располагался в бельэтаже дома, открыл дверь со специальным устройством для плавного автоматического закрытия, шагнул через порог и увидел лицо Леонтия, склоненное над ним.
Просто так, безо всякого перехода. Вот он делает шаг, входя в магазин, и в следующий момент – уже сидит в том самом кресле, низком с широкими подлокотниками, в гостиной лысого, которую покинул пять минут назад.
Но… получалось, что в действительности он никуда не уходил? И что же тогда, черт возьми, происходит?! Ведь он отчетливо помнит…
– Выходит, уже подействовало, – произнес старик, с оценивающим интересом разглядывая его, как подопытную свинку, которой только что ввели новую вакцину.
Максу стало так скверно, что он сумел выдавить только одно слово:
– Как…
– Так, – обронил лысый и плюхнулся в свое кресло, бормоча под нос: – Значит, скорость реакции в первую голову зависит не от объема дозы, а от температуры в момент приема. Кто бы мог подумать… Ну да, все верно! – он снова перевел взгляд на Макса, который едва мог дышать, не то что сдвинуться с места, и опять вскочил на ноги, зашагав по комнате.
– Развитие памяти и прочее – для меня не больше чем увлечения молодости, хобби, которое я давно перерос. Вот! – Леонтий резко остановился в метре от Макса, протягивая к нему обе руки, словно хранитель музея к экспонату, что давно считался утерянным и был обнаружен в бюро находок. – Вот моя главная работа! Труд моей жизни!
– Чем вы меня подпоили? – Макс с ужасом открыл, что не в состоянии ни выбраться из кресла, ни даже пошевелить рукой, словно его телом овладел паралич. Единственным, что его еще кое-как слушалось, оставался язык.
– Идиоты! – вновь продолжил метаться взад-вперед по гостиной лысый, не обращая на слова Макса ни малейшего внимания. – Они смеялись надо мной! Корпели над своими пасквильными статейками, жалкие бездарные ничтожества!
– Что вы со мной сделали? – выдохнул Макс, собрав с огромным трудом остатки сил.
Старик подскочил к креслу и склонился над ним с чокнутым блеском в глазах от ликования и какого-то внутреннего волнения, которое не мог скрыть даже весь его теперешний стебанутый вид.
– Это совершенно новый подход, новое слово, метод, который они оплевали… мой особый метод, – сказав это, он внезапно успокоился, прошелся по комнате с мечтательным выражением на лице, попутно ткнул кота в толстый бок носком кроссовка (тот, видимо, по привычке почти не среагировал), затем опять приблизился к Максу. На его губах играла загадочная и в то же время весьма гаденькая улыбка.
– Вперед, юноша… – и тюкнул его сверху кулаком по голове. Не сильно, но Максу стало так дурно, что он не сумел бы даже вымолвить «мама». Комната задрожала, словно отражалась в воде, на которую падали огромные дождевые капли, образовывая бегущие концентрические круги.
Макс решил, что вот-вот умрет. Лысый продолжал что-то говорить, но его слова превращались во все более и более неразборчивое эхо. Водяные круги становились шире, сливаясь в один сложный узор и искажая комнату, будто видимую в кривых зеркалах. По неподвижному телу Макса разлилась мертвенная бесчувственность, отдаваясь в конечностях квазарами пульсирующего онемения.
Последнее, что увидел Макс, был кот, который вдруг проявил неимоверную для себя прыть, вскочив на все четыре лапы и зашипев куда-то в сторону. Макс успел разглядеть чью-то маленькую фигуру, скорее даже только абрис, возникший рядом с лысым. Но, не смотря ни на что, казалось, лишь этот силуэт сохраняет четкость в искаженном пространстве комнаты.
И все пропало.
Всё не так и даже слишком
Он очнулся сидящим на скамейке у Оперного театра. По «Стометровке» – так называемой среди горожан аллее, что вела от центрального входа в театр до небольшой площади с памятником Шевченко, – мельтешили прохожие. Никто не обращал на Макса внимания. Похоже, он очутился здесь без посторонней помощи – вслед за этим выводом пришли и смутные воспоминания, как он проделал путь от Пекарской сюда, словно все происходило во сне, который вот-вот выветрится в никуда с первым звонком будильника.
Глянув вниз, Макс увидел три окурка у своих ног – все верно, теперь он вспоминал, как просидел здесь, выкуривая одну сигарету за другой. Но что же, черт возьми, произошло?
Ага, он, кажется, собирался к Лене, но… все верно, перед этим Макс хотел заскочить по адресу в объявлении, которое сунул вчера в карман, расклеивая те дурацкие афиши Батута. Ну, и что было дальше? Дальше… Конечно, он там побывал. И познакомился с лысым стариком по имени Леонтий. Странный тип. А потом… о Господи! Макс будто заново увидел, как тот приближается к нему с многообещающей улыбкой проктолога, и – вспомнил все остальное.
Итак. Старик что-то подмешал ему в чай, а когда эта дрянь подействовала, с ним начала твориться абсолютная чертовщина. Макс также хорошо помнил, как ему показалось, будто он сперва вышел из дома, где жил лысый, а затем вдруг оказалось, что ничего этого не было. Леонтий нес околесицу про некий особый метод – из чего выходило, он что-то собирался сделать с ним. Макс внимательно прислушался к себе. Но, похоже, он был совершенно цел и невредим, если не считать легкой головной боли, которую можно было приписать чему угодно. Во всяком случае, никакого видимого ущерба лысый ему не причинил.
Спохватившись, Макс посмотрел на часы. Почти три?! Так что же с ним происходило все это время? Где он был?
Допустим, ему потребовалось около получаса, чтобы дойти до Оперного театра, плюс еще десять минут на истребление трех сигарет. Незадолго перед тем, как он собирался уходить, чтобы поспеть к двенадцати встретиться с Леной, на часах было одиннадцать. Получалось, он пробыл у лысого лишних три часа – целую прорву времени, о которой совершенно ничего не помнил…
