Арина Веста - Алмазная скрижаль
Около полуночи Вадим Андреевич запоздало заметил на полу серебристую безделушку – гребешок, забытый Гликерией. На ладонь легла литая прохладная тяжесть. Гребень был из настоящего серебра, светлый, с чернью, как чешуя озерных рыб. Всмотревшись в сплетения узора, Вадим Андреевич разглядел крылатого грифона. Он порол лапами и добивал чеканным клювом извивающуюся гадину. Мерцал алый рубин, вплавленный в зеницу грифона. У змея в глазке поблескивал изумрудный камушек. Тонкая работа и, верно, старинная – скифский звериный стиль! Вадим Андреевич, стыдясь самого себя, даже слегка обнюхал гребень и до боли сжал серебряные зубцы в ладони…
* * *Он уже тяжело дремал, когда телефонный звонок обрушил хрупкую, напряженную тишину. Вязкий сон еще удерживал его, но все звенели и звенели в ушах стеклянные брызги.
– Костобоков, следственное…
– Следственная группа, на выезд… – захлебывался голос дежурного. – Академики – двойное убийство!
На горячей со сна шее стремительно сохли ледяные капли. Застегивая кобуру, Вадим ощутил прилив жаркой силы и злую собранность мышц, настигающие его в минуты «горячего следа», близкой опасности или острой ненависти. Не будучи от природы жесток и кровожаден, он искал и ждал этих минут: они оправдывали его грубое земное бытие, насыщали кровь мужеством и адреналином. Это были минуты, когда он остро чувствовал и жадно любил жизнь.
Взошла полная луна и сияла холодно и ярко. Во дворе рядом с КПЗ разводил пары микроавтобус. В вольерах завыли собаки. Заскрежетали, заплакали, то высоко, по-щенячьи, то гулко, утробно, словно маялась неведомой мукой звериная душа, растревоженная звездной россыпью и лунным светом.
– И чего воют? Как луну завидят – так в голос! – ворчал водитель, поеживаясь от прилипающего к телу холода. Это был молодой парень, похожий на ветра Борея со старинных гравюр: полнокровный и кудрявый, с круглыми щеками и вытянутыми, как для поцелуя, губками.
– Я от бабки слышал, что на Луне осталась тень Каина. Вот собаки и воют от печали. Авель пас овец, а собака в этом деле первый помощник… – припомнил Костобоков.
– Так и волки воют, – настаивал водитель.
– Волки воют только в августе, – отрезала изящная Фирюза Байрамовна, по прозвищу Бирюза, дежурный эксперт управления, устраивая свой экспертный чемоданчик. – И луна тут ни при чем.
Ворота отъехали в сторону, и через несколько минут автобус вырулил к набережной. Черное лезвие реки рассекало город напополам. Через безлюдные пространства перемигивались колючие инфернальные огни. По ночам город жил своею тайной жизнью, дышал едкой серой, сигналил светофорами, гнал по жилам лучистую электрическую кровь, и где-то под асфальтовой корой стучало его бессонное сердце.
– А почему нас, ментов, легавыми зовут? – не отрывая глаз от дороги, допытывался водитель. – Это же обидная кличка…
– Действительно, за что же нас так? Мы ведь под пулями не ложимся. Мы скорее благородные борзые, гончие. Идем по следу, пока лапы в кровь не собьем. Язык на плече, но хоть ползком, но догнать зверя…
– А это оттого, – авторитетно вклеилась в разговор Бирюза, – что на эмблеме царской разыскной службы была изображена легавая охотничья собака.
– Нет, мы не легавые, мы – гончие псы, созвездие Гончих Псов. Знаете такое? Это псы охотника Ориона – символ верности и бесстрашия…
– И глупости… – Блеснула рысьими глазами Бирюза. – В жизни надо быть не псом, а волком!
– Ну, до волка еще дослужиться надо, – заметил паренек-водитель, опасливо косясь на вызывающие коленки Бирюзы, настоящие яблоки соблазна, виднеющиеся из-под пышной шубки. Да, женщина в ночном экипаже – это, как говорится, особая песня.
Костобоков больше не отвлекался на разговор, он сводил воедино обстоятельства двух на первый взгляд не связанных между собою дел. Этой ночью произошло двойное убийство в Академиках – так назывался небольшой микрорайон на окраине города. Всего месяц назад в Академиках была убита Мария Муравьева, и вновь светит полная луна, как в ночь трагедии. Все это могло показаться простым совпадением, но лишь на первый, самый поверхностный взгляд.
В доме светились бессонные окна, у лифта стояла навытяжку перепуганная консьержка. В комнате, где случилось убийство, к этому часу уже собралась половина местного отделения. На этот раз жертвами оказалась пожилая чета – московские пенсионеры, без сомнения жизнелюбивые, невзирая на хладнокровное плановое вымораживание этого бесполезного ныне подвида. Рядом с трупами хозяев все еще струился неиссякаемый поток счастливой телевизионной жизни. Грандиозный парад эстрадных полчищ не затихал даже ночью. Гипнотическое окошко глумливо скалилось, трясло эксклюзивными платиновыми челюстями, пучило глаза в беззвучном смехе; кто-то милосердный догадался убрать звук. Смерть застала стариков у включенного телевизора. Недостаток хлеба насущного старички с лихвой восполняли изобилием зрелищ.
Беззвучно, как тени в телеящике, ходили эксперты, чиркал вспышкой фотограф. В углу на стульях жались понятые, словно что-то еще могло произойти в этом разворошенном мирке. Вадим Андреевич так и не смог до конца привыкнуть к виду смерти. Всякий раз стальной холодок касался его кожи, когда он осматривал остыва ющие тела. Вспомнилось давнее, где-то услышанное: «Смерть – это ложь о человеке».
Он бегло осмотрел убитых: головы неестественно вывернуты – наверняка сломаны шейные позвонки. Подобный способ убийства, предельно варварский, требовал недюжинной физической силы.
Вещи в комнате целы. Никаких признаков борьбы или грабежа. Как убийца преодолел высоту третьего этажа и неслышно проник в комнату, где еще не спали люди, оставалось неясным.
Он вышел на кухню. Здесь было несколько прохладнее, словно тепло стариковского уюта выдуло в форточку. Так и есть, кухонное окно прикрыли недавно, хотя переставлять или трогать предметы было запрещено. Вадим Андреевич осторожно обернул платком скобу, открыл раму и выглянул из окна: третий этаж, лоджия, под окном свежий снежок блестит, как зеркальная крошка. Прямо под балконом темнело несколько ясных отпечатков подошв, дальше темнел затоптанный асфальт. Вадим осмотрел раму – нижний запор выломан из гнезда. Изнутри на темном ночном стекле ярко отсвечивали два крупных отпечатка. Аккуратные пенсионеры, видимо, совсем недавно протирали стекло.
– Отпечатки – в лабораторию. Организовать патрулирование улиц, план «Кипарис»… уже введен?
Вадим чувствовал бессильную ярость. Убийца, ночной оборотень, ушел. Теперь патрулируй хоть до первого мая…
– Кто обнаружил убитых? – спросил он у капитана из местных, с рыжими гуцульскими усами.
![Анастасия Рябова - Выжить среди звезд. Я – Волчица [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
