Брайан Ламли - Кошмар на ярмарке
Сначала они были смутными и неконкретными: какие-то непонятные силуэты на фоне туманных горизонтов, бескрайних просторов и пустынных морских побережий; далекие острова с причудливыми шпилями и башнями — такие далекие, что диковинные существа, обитавшие на них, казались спящему Андерсону чем-то вроде насекомых. Впрочем, его это и не огорчало. Их очертания постоянно менялись и были не слишком приятны глазу. Эти формы отличала примитивная простота, из чего напрашивался вывод, что он находится в давно забытых человечеством первозданных краях. От этих грез Андерсон неизменно пробуждался в мрачном настроении духа.
Однако с приходом лета его сны приобрели иной характер, стали визуально более четкими и, главное, по-настоящему пугающими, а не просто неприятными, как раньше. Такие видения (откуда взялась эта неясная убежденность, Андерсон не знал) имели фоном скудно освещенные недра одного из островных городов — не то зал, не то склеп фантастических размеров и пропорций. И всегда он преклонял колени перед идолом в виде осьминога… за исключением одного случая, когда это был не идол, а реальное, наделенное зловещим сознанием живое Существо!
Но еще хуже стало после того, как некий странный голос заговорил с ним на языке, который Андерсон сначала не сумел разобрать. Он дрожал, стоя перед кошмарным созданием, восседавшем на похожем на трон пьедестале; созданием, чьи размеры в сотни раз превышали размеры каменной статуэтки из «кунсткамеры». Нет, конечно, это был всего лишь сон, и Андерсон осознавал нереальность происходящего, однако щупальца кошмарного существа извивались и подергивались, а клешни цеплялись за переднюю часть трона. А затем раздавался его голос…
Пробуждаясь от подобных кошмаров, Андерсон понимал, что они не более чем порождения сатанинских образов той ночи — с её зеленым светом, запахом моря и адской «короной» на голове брата. Ведь как только он просыпался, первым, что ему вспоминалось, был тот жуткий голос; он издавал звуки, подобные тем, которые Гамильтон произносил до появления зеленого света и после того, как принес в жертву незадачливого ученого. Год приближался к концу, и сны становились все неприятнее и тревожнее день ото дня. Несколько раз у Андерсона возникало ощущение, что спящий Ктулху вскоре зашевелится и проснется!
Стоило Андерсону пробудиться, как перед его мысленным взором тут же с поразительной четкостью возникали увиденные во сне кошмары. Он сделал неутешительный вывод: с ним повторяется та же история, что произошла с его братом, когда тот возвратился из второй поездки в дальние страны. Андерсону Тарпу было чего испугаться. Да, он видел жуткие сны, в которых, по признанию Гамильтона, и появляется Ктулху. А разве сны не возвещают грядущий великий ужас?
И все же в менее мрачном расположении духа Андерсон все чаще ловил себя на мыслях о зловещем оружии Гамильтона — пульсирующем зеленом свете. Будучи человеком довольно начитанным, он кое-что слышал об успехах, достигнутых человечеством в области лазерных технологий. Вскоре он убедил себя в том, что для «жертвоприношений во славу Ктулху» брат использовал какую-то зарубежную научную разработку. Эх, выяснить бы, как он это делал!..
Одна загвоздка: наука такого уровня требует сложного оборудования! Ломая голову над этим вопросом, Андерсон, как ему казалось, нашел наконец разгадку: какими бы аппаратами или техническими устройствами ни пользовался его брат, они наверняка надежно спрятаны внутри похожего на осьминога идола — или даже встроены в каменные таблички с загадочными письменами, образующие над ним полукруг. Возможно, подобно лучам электрических «глаз», которые управляли качкой и порывами холодного воздуха в «Ноевом ковчеге», аттракционе их ярмарки, заклинания Гамильтона — не что иное, как своеобразный звуковой детонатор, приводящий в действие скрытую лазерную установку или какое-то аналогичное устройство. Запах моря и гниющих водорослей — это, должно быть, естественное последствие такого рода процессов, подобно тому, как угарный газ и отработанная смазка являются техническими отходами при работе двигателей, а запах озона сопутствует электрическим разрядам.
И таблички, и идол находились на своем прежнем месте. Единственным новшеством в «музее» стало отсутствие разделительной перегородки. Привезенные Гамильтоном древние артефакты были все так же выставлены в «кунсткамере» для обозрения посетителей. Но что, если их разместить точно так, как и раньше — вдруг получится узнать, как применяется «заклинание»? Что тогда? Удастся ли ему в таком случае вызвать зеленый свет? А если удастся, сможет ли он, Андерсон Тарп, использовать его в тех целях, в которых он предлагал применять его Гамильтону? По всей вероятности, ответ на этот и другие вопросы кроется в книгах покойного брата…
Андерсон не сомневался, что в собрании древних книг, которые медленно, но верно гнили в чулане их вагончика, содержится масса намеков на подобные вещи. Сначала он принялся читать трухлявые тома из чистого любопытства. Многие из них были на непонятных ему языках, вроде старонемецкого или латыни, и по крайней мере один написан шифром, похожим на тот, что Андерсон видел на каменных табличках в «музее».
Среди прочих книг в коллекции Гамильтона отыскались «Комментарии к „Хтаат Аквадинген“» Фири и основательно зачитанный экземпляр другой книги того же автора, «Комментарии к „Некрономикону“». А еще одна, переписанная от руки корявым почерком, оказалась собственно «Некрономиконом» — или, точнее, его переводом. Прочитать ее Андерсон не сумел, ибо она была на немецком языке в самом архаичном его варианте. Кроме того, среди книг брата Андерсон обнаружил большой конверт, набитый пожелтевшими от времени листами бумаги. Из надписи на нем явствовало, что это — «Исполненный Ибн Шоддатхуа перевод „папируса Мум-Натх“». Что касается более узнаваемых трудов, то в коллекции имелись и такие известные произведения, как «Золотая ветвь» Фрэзера и «Культ ведьм в Западной Европе» Маргарет Мюррей, однако по сравнению с вышеназванными раритетами это было легкое чтение, своего рода беллетристика.
В декабре и конце января Андерсон Тарп все свободное время посвящал изучению старинных книг. В конечном итоге он стал — насколько это было возможно — знатоком жутковатой ктулхианской мифологии. Он узнал о Старших Богах, а также добрых силах и божествах, которые существовали в «мире и славе» близ Бетельгейзе, звезды в созвездии Ориона, о могуществе зла Великих Древних. Он прочитал об Азатоте, кощунствующем посреди бесконечности, о вездесущем Йог-Сототе, обитающем одновременно во всех временах и пространствах; о богоподобном существе Ньярлатотепе, посланце Великих Древних; о Хастуре Ужасном — адском создании, «повелителе межзвездных пространств»; о плодовитом Шуб-Ниггурате, «черном козле с тысячью младых» и, наконец, о самом Великом Ктулху, непостижимом средоточии зла, просочившемся со звезд подобно космическому гною, когда Земля была молода и жизнь на ней лишь только зарождалась…
