Брайан Ламли - Кошмар на ярмарке
И тогда Андерсона Тарпа охватил неописуемый ужас: только что на его глазах человека принесли в жертву чудовищному древнему божеству. Ему стоило немалых усилий не закричать. Он невольно попятился назад и… наткнулся на клетку с летучими мышами.
Прежде чем он успел броситься наутек, одна за другой, быстро сменяя друг дружку, произошли три вещи. Последние лучи зеленого света полностью погасли, и «музей» на мгновение погрузился во тьму, которую, однако, тут же сменил яркий свет. И пока Андерсон приходил в себя, из-за матерчатой двери появился Гамильтон. Его глаза злобно сверкали, лицо было искажено гримасой ярости.
— Ты! — с нескрываемым отвращением процедил он и схватил брата за воротник пижамы. — Что ты видел?
Андерсон рывком высвободился и сделал шаг назад.
— Я… я видел все, впрочем, я и раньше обо всем догадывался. Это же надо, мой брат — убийца!
— Избавь меня от своих лицемерных высказываний! — усмехнулся Гамильтон. — Если ты давно об этом знал, то успел стать пособником убийцы. — В его глазах появилось рассеянное выражение. — Да и в любом случае никакое это не убийство, хотя тебе этого не понять!
— Конечно, куда мне! — на этот раз пришла очередь Андерсона усмехаться. — Ты принес жертву твоему так называемому богу, Великому Ктулху! Были ведь и другие жертвы, верно?
— Были, — кивнул Гамильтон, который, как показалось Андерсону, погрузился в состояние транса.
— А где же тогда деньги?
— Деньги? — Отсутствующее выражение в глазах Гамильтона тут же исчезло. — Какие деньги?
Андерсон понял, что брат не притворяется и действительно не понимает вопроса. Так неужели главным его мотивом были отнюдь не деньги? Не личная выгода? А это значит…
Значит, все эти слухи и намеки на безумие брата, что ходили по их ярмарке, вовсе не досужие домыслы, не имеющие под собой никаких оснований?
Как будто в ответ на невысказанные вопросы, Гамильтон заговорил снова. Слушая его, Андерсон не мог не поверить в его слова.
— Ты такой же, как и все остальные, Андерсон. Ты не видишь дальше своего носа. И виной тому твоя безудержная алчность. Деньги? Ты думаешь, что Их интересует богатство? Нет, оно Им безразлично, так же, как и мне. Они богаты своей тысячелетней историей… Им принадлежит будущее.
Глаза Гамильтона вновь яростно блеснули.
— Им? Кого ты имеешь в виду? — нахмурившись, спросил Андерсон и попятился.
— Ктулху и остальным. Ктулху и Глубоководным, Их братьям и Им подобным, спящим вечным сном в исполинских склепах там, внизу. Иа, Р'лайх, Ктулху фхтагн!
— Да ты просто спятил!
— Ты так думаешь? — спросил Гамильтон и, шагнув к брату, приблизил к нему лицо. — Спятил, говоришь? Может быть, но только я вот что тебе скажу: когда ты и тебе подобные будут сведены до уровня домашнего скота, прежде чем Земля очистится от привычных тебе форм жизни, ваши жалкие стада будет пасти кучка преданных жрецов, среди которых окажусь и я. Я, ставший на службу Великому Ктулху!
Глаза Гамильтона вспыхнули сатанинским огнем.
Услышанное окончательно уверило Андерсона в том, что его брат безумен. Однако, несмотря на этот чудовищный вывод, он попытался извлечь из него хотя бы какую-то выгоду.
— Гамильтон, — произнес он после недолгого раздумья, — никто не может запретить тебе поклоняться каким угодно богам, но только не забывай о том, что нам с тобой нужно на что-то жить. Твое поклонение Ктулху может принести нам неплохие деньги. Если только…
— Нет! — злобно прошипел Гамильтон. — Мне довольно одного поклонения Ктулху. Больше мне ничего не надо. Вот здесь, — он кивком головы указал на огороженный участок «музея» у себя за спиной, — находится Его храм. Приносить Ему жертвы и одновременно думать о собственном благополучии было бы просто кощунственно. И когда Он придет, то может отвергнуть меня!
При этих словах глаза Гамильтона расширились, и он вздрогнул.
— Ты не знаешь Его, Андерсон. Он бог, великий и ужасный, страшный и могущественный. Сейчас Он находится далеко от нашего мира, покоится в глубинах Р'лайха, но Его небытие — это скорее не смерть, а сон, и Он непременно пробудится ото сна! Когда звезды встанут на нужные места, мы выберем тех, кто ответит на Зов Ктулху, и тогда Р'лайх возвысится вновь, и вселенная содрогнется в изумлении! Ведь в древнем мире даже горгоны были Его жрицами! А ты говоришь мне о каких-то деньгах! — Гамильтон вновь презрительно усмехнулся. Судя по всему, в ту минуту он находился в полной власти безумия. Однако усмешка тут же сменилась коварной улыбкой: — И ты бессилен что-либо сделать — если скажешь другим хотя бы слово об увиденном, я под присягой заявлю, что ты с самого начала был моим пособником! Что касается тел, их никто никогда не найдет! Они отправились к спящему Ктулху, отправились в лучах света, который Он посылает мне, когда я, обращаясь к тьме, взываю к Нему! Так что доказать ничего не удастся…
— Может, и не удастся, но что в скором времени тебя упекут в сумасшедший дом, в этом я не сомневаюсь!
Шпилька угодила точно в цель. На мгновенно побледневшем лице Гамильтона появилось выражение испуга.
— В сумасшедший дом? Ты не посмеешь! Тогда я не смогу служить ему, приносить жертвы и…
— Можешь не беспокоиться, — прервал его Андерсон. — В мои планы не входит сажать тебя в сумасшедший дом. Прошу тебя, посмотри на вещи моими глазами. Покажи мне только, как ты добиваешься этого своего зеленого свечения. Ну, не своего, а спящего Ктулху. И мы сможем с тобой ладить по-прежнему, вот только нужно решить вопрос с деньгами…
— Нет, Андерсон, — едва ли не с нежностью в голосе ответил ему брат, — так не пойдет. Ты мне не поверишь, даже если я представлю тебе свидетельство моей принадлежности к сонму жрецов великого Ктулху, скрытое под этим париком, который я вынужден постоянно носить — Знак Ктулху. Все равно я не смогу почитать моего великого повелителя и служить Ему так, как ты говоришь. Извини, Андерсон. — Теперь на его лице появилось печальное выражение, а в следующий миг он выхватил из ножен, спрятанных под пиджаком, длинный нож. — Я пользуюсь им в тех случаях, когда они сильнее меня или готовы оказать сопротивление. Ктулху это не нравится, потому что Он предпочитает получать их целыми и невредимыми, но… — взмахнув рукой с зажатым в ней ножом, Гамильтон недоговорил.
Андерсона спасла стремительность движений — он успел отскочить в сторону, а в следующий миг лезвие вспороло воздух там, где только что находилась его грудь. Затем братья сошлись в жестоком поединке — Гамильтон тщился нанести Андерсону удары ножом или укусить его, а последний отчаянно сопротивлялся, пытаясь сохранить себе жизнь. Обезумевший Гамильтон, похоже, обладал силой трех обычных людей и вскоре опрокинул брата на землю. Сцепившись, они покатились по полу.
