Брайан Ламли - Голос мертвых
Молодой цыган, вытянув шею, устремил свой взгляд на вершины гор. Чего-то выжидая, он застыл в этом положении и стоял так очень долго. Внезапно высоко в серо-голубом небе появилось темное облачко и стало наползать на солнце. Старшая из женщин вздрогнула и застыла словно загипнотизированная, лишенная возможности двинуться с места. Но как только облако закрыло солнце и повсюду легли тени, она повернулась и схватила подругу за локоть.
— Идем, — задыхаясь произнесла она. — Нам лучше уйти отсюда. Наши мужья будут волноваться Особенно когда узнают, что здесь появились цыгане.
Они торопливо пошли через лес, отыскали тропинку и вскоре уже увидели первые деревянные дома окраины Халмагиу, возле которых заканчивался лес. Но едва они вышли из-под деревьев на пыльную равнину и сердца их стали биться чуть медленнее, откуда-то сверху до них долетел странный звук.
Полдень еще не наступил, солнце вновь вышло из облаков, до первых зимних дней было еще около семи недель, но каждый в Халмагиу, кто услышал этот звук, воспринял его как предвестие зимы.
Это был печальный и тоскливый вой волка, донесшийся с гор. Как и тысячу лет назад, он звал и манил. Обе женщины," затаив дыхание, остановились и, крепче Прижав к себе корзины, прислушались.
— Ему никто не отвечает, — наконец сказала та, что помоложе. — Этот старый волк совсем один. Другая кивнула головой.
— Да, один, но его прекрасно слышали. И скоро ему ответят. А потом... — Она замолчала.
— А что потом? — продолжала расспрашивать молодая.
Старшая посмотрела на нее, нахмурилась и резко ответила:
— Есть вещи, о которых мы предпочитаем не слишком много болтать. И когда мы все же говорим о них, научись слушать, если хочешь что-нибудь узнать.
— Я слушала, — ответила молодая. — Просто я не все поняла. Ты сказала, что старому волку скоро ответят. А потом... что потом?
Старшая женщина повернула к своему дому, вся стена которого была увешана связками сушившегося на солнце лука. Она обернулась.
— А потом, на следующее утро, зганы уйдут! От них и следа не останется, кроме пепла от костров на стоянке да отпечатков колес кибиток на лесных тропах. Но их станет меньше. Они недосчитаются того, кто откликнулся на древний зов и остался.
Молодая женщина от удивления открыла рот.
— Да, — подтвердила ее догадку старшая. — Ты только что его видела. Его душа присоединилась ко многим другим несчастным душам, чьи имена вырезаны на камнях той башни на скале.
* * *Той же ночью у зганов.
Девушки плясали, кружась под резкие пронзительные звуки яростных скрипок и звон тамбуринов. Длинный стол ломился от еды: здесь были кроличьи лапки, запеченные в золе ежи, тонко нарезанные колбасы из мяса дикого кабана, сыры, купленные или обмененные в Халмагиу, фрукты, орехи, горячие луковые соусы для мяса, цыганские вина и крепкая, обжигающая рот водка-сливовица, приготовленная из диких слив.
Дух праздника витал над всеми. Высоко к небу взлетали языки пламени огромного костра. Исполняли какие-то замысловатые, чувственные танцы. Спиртное поглощалось без всякой меры. Было много пьяных. Одни пили, чтобы почувствовать облегчение, другие — чтобы преодолеть неуверенность. Ибо кому не повезло в этот раз, может повезти в следующий.
Но они были зганы, и закон у них был один — навеки принадлежать Ему. Он мог распоряжаться ими, как хотел. Мог забрать их к себе. Их договор со Старейшим был подписан и скреплен печатью более четырехсот лет назад. Благодаря Ему они прекрасно жили в течение последних столетий, неплохо живут и сейчас. И это будет продолжаться еще долгие годы. Он помогал им в трудные времена, но, бывало, им приходилось многое от него терпеть. Его кровь текла в их жилах, а их кровь — в Нем. А кровь — это жизнь.
Только двое на празднике держались особняком. Посреди пира рядом с танцующими девушками они казались совершенно одинокими и едва ли могли принять участие в общем шумном веселье.
Одним из них был тот самый юноша, которого деревенские женщины видели возле каменной башни, на скале. Сидя на ступеньке расписанной кибитки, он держал в одной руке точильный камень, а в другой нож с длинным лезвием, любуясь серебряным блеском его остро наточенного края, отражающего огонь далекого костра. Дверь за его спиной была открыта, и внутри кибитки желтым светом горела лампа. Там сидела и плакала его мать. Молитвенно сложив руки, она всем, что было ей дорого, заклинала Того, кто не был богом, а, скорее, являл собой совсем противоположное, чтобы Он пощадил ее сына этой ночью. Но все ее мольбы были напрасны.
Музыка внезапно стихла, упали взметнувшиеся пестрые юбки, закрывая загорелые ноги, мужчины перестали хлопать в ладони, скрипачи потянулись к бутылкам, собираясь подкрепиться, прежде чем продолжить игру. И в этот миг над горами показался краешек Луны, осветив окутанные туманом горные вершины и выступы. Все обратили взоры к поднимавшемуся над скалами диску Луны, и тут из темноты, со стороны невидимого горного плато, раздался тоскливый вой одинокого волка.
На миг все застыли... но вскоре взоры присутствующих обратились на юношу, сидевшего на ступеньке кибитки. Он встал и, вздохнув, посмотрел на Луну. Спрятав нож, он вышел на открытое пространство и негнущимися ногами сделал несколько шагов по направлению к лесу.
Первой нарушила молчание его мать. С криком отчаяния, с леденящими душу воплями она выскочила из кибитки и бросилась вслед за сыном. Но не добежав до него, упала через несколько шагов на колени и застыла, простирая вперед жаждущие обнять сына руки. Глава племени — “король” — подошел к юноше, обнял его, крепко прижимая к себе, поцеловал в обе щеки и отпустил. Избранный вышел из освещенного костром круга, прошел между кибитками и исчез в темноте.
— Думитру! — зарыдала, вскакивая на ноги, его мать. Она бросилась вслед за сыном, но не смогла сделать и шага — ее остановил “король”.
— Тихо, женщина, — хрипло, как будто у него перехватило горло, сказал он. — Целый месяц мы наблюдали за ним и понимали, что его ждет. Старейший позвал его, и Думитру ответил на Его зов. Он знал свою судьбу. Это всегда так происходит.
— Но он же мой сын, мой сын, — горько всхлипывала она.
— Да, — отвечал “король”, но вдруг голос его сорвался, а по морщинистым щекам потекли слезы. — И мой... мой тоже...
Он повел дрожащую и отчаянно рыдавшую женщину обратно в кибитку, и дверь за ними закрылась. А в лесу снова зазвучала музыка, и возобновилось веселье...
* * *Думитру Зирра, как лисица, карабкался по неприступным валам Зарундули. Дорогу ему освещала Луна, но и без этой серебряной полосы, протянувшейся сверху, он уверенно нашел бы дорогу. Звучавший в голове голос вел его. Здесь, наверху, было множество тропинок, но кроме них, едва заметных глазу, были и другие, более короткие и головокружительные пути. Именно их и выбирал Думитру — или кто-то выбирал за него.
