Мария Артемьева - Ферма
— А почему же, — спрашиваю, — почему с детьми так не бывает?
— А какой ему интерес тебя жрать? — Очкарик говорит, — Мелюзга она и есть мелюзга. Ни вкусу, ни смаку. Он ждет, когда ты подрастешь.
— А взрослые почему не убьют его?
— Сам рассуди, дурья твоя башка. Как они могут убить то, во что не верят? Ведь люди, когда вырастают, они уже много чего по-другому видят. Кому из взрослых про Кракена расскажи — только посмеется. Кракен этим и пользуется. Он, гад, страшно радуется, что его несуществующим считают. Так ему проще к человеку подобраться.
Да. Вот так Очкарик и открыл нам всем глаза.
Он умный, Очкарик. Книг когда-то уйму прочитал. Правда, ему самому это нисколько не помогло — уж больно он был хилый. И растяпа.
Спустя месяц после того случая споткнулся он в свином загоне, в ногу щепку какую-то засадил, до крови. А потом у него нога почернела, запузырилась вся. Главное, он сразу понял, что помрет, Очкарик наш. До того умный был.
Сказал: ребята, это у меня гангрена, от этого, мол, помирают. И ведь так и случилось. Два дня всего в горячке пометался и умер. Хозяин тогда кобеля Гектора на выставку куда-то возил, не было его на ферме. Хотя, кто его знает — может, и Хозяин ничем Очкарику не сумел бы помочь. В общем, сгинул наш Очкарик.
Зато про Кракена он нам подробно рассказал. Спасибо ему. Лучше все-таки знать про мир, в котором живешь. А иначе свихнуться можно.
Ты реветь-то, малявка, перестань. Тебя еще никто тут не жрет. Научись быть тихим — дольше проживешь. Понял?
Не знаю, как ты, а у меня есть одна мечта. Я ведь как думаю? Вот взять, например, меня. Я уже про Кракена знаю. И ребята знают. И ты вот, хоть и малявка, а тоже в курсе теперь. Если мы в живых останемся, вырастем, сил наберемся. Может, и получится у нас Кракена убить?
Ведь Кракен, зараза, тоже когда-нибудь устает. Захочет он вылезти на свет, щупальца поразмять. Высунется. Тут-то мы его и прихватим. Узнать бы только, какой он…
Если он мягкий, как осьминог, так я с ним наверняка справлюсь. А если у него панцирь на теле, тогда что? Тогда глаза ему, например, выдавить можно. Представь себе, вот было бы здорово — Кракена уконтрапупить! Все мировое зло свиньям на хрен скормить и под стенами нашего свинарника закопать. Вот это было б дело, скажи?!
Вот. Не знаю, как ты, а я лично в себе уверен: даже если трижды взрослым я стану, про Кракена ни за что не забуду. Разве можно такое забыть?
Правда, иногда, в самые дурные и беспросветные дни, или ночью, когда долго маюсь без сна, лезет мне в голову пакостная мысль. Я ее отгоняю от себя, а она лезет и зудит, и чешется, как вошь под рубашкой…
Какая мысль? Да такая. А вдруг, думаю, нет никакого Кракена на самом-то деле? Что если Очкарик всю эту бодягу просто из головы выдумал? Навалил врак до небес, только чтоб нас тогда успокоить.
И вот тут-то мне по-настоящему жутко делается, до самых печенок эта мыслишка меня достает. Самое это страшное на свете — когда я думаю, что Кракена никакого нет.
Потому что если Кракена нет, значит, это сами люди такие. Сами по себе. А тогда — как жить?.. Ты-то что думаешь, а? Не знаешь?
Вот и я не знаю. Ну, ладно, не реви. А то Кракен услышит. Эх, ты, малявка!
2012
