Виталий Вавикин - Вендари. Книга вторая
– Я не знаю.
– Я знаю. Мои сны знают. Эта тварь – хищник, охотник. А мы для него лишь пища. И то, что Мэтокс сумел пленить его, ничего не значит. Рано или поздно оно вырвется и заставит своих мучителей заплатить за годы плена. Хотя, думаю, это уже происходит. Его кровь меняет Мэтоксов. Нужно лишь время, и в конечном итоге они из хозяев превратятся в рабов.
– Значит, нужно убить его.
– Боюсь, убить эту тварь будет еще сложнее, чем найти.
– Ты можешь поговорить с Мэтоксами, рассказать им то, что рассказала мне.
– Сомневаюсь, что они поймут. А если и поймут, то что они смогут сделать? Мать говорила, что убить эту тварь может лишь другая такая же тварь. Не знаю, как это происходит, но…
– Так значит таких, как Гэврил, много? – Макс почувствовал, что ему не хватает воздуха.
– Налей себе выпить. Иногда это помогает, – сказала Мэйдд Нойдеккер. Макс кивнул, достал из холодильника пиво. – Лучше возьми что-нибудь покрепче, – посоветовала Мэйдд.
– Нет ничего крепче. – Макс открыл бутылку, сделал несколько жадных глотков. Пиво показалось ему каким-то слишком холодным и слишком горьким.
– Еще не передумал спасать Ясмин? – осторожно спросила Мэйдд.
– Спасать? Но как? Разве ты сама только что не сказала, что мы не можем убить эту тварь?
– Когда я была ребенком, мать часто водила меня на балет. Там была одна женщина, Саша Вайнер. Они были знакомы с моей матерью еще с тех времен, когда жили в Вене. Жили много веков назад. Понимаешь?
– Ты думаешь, та балерина тоже слуга?
– Нет. Слуги не ведут общественную жизнь. Но она знала мою мать, знала ее хозяина. И она уже давно прожила на земле больше отмеренного ей срока.
– А если это ничего не даст?
– У тебя есть идея получше?
– Я не знаю… – Макс снова почувствовал, как голова начинает идти кругом. – Просто для меня все это слишком круто. Особенно так сразу. Понимаешь?
– Думаешь о том, чтобы сбежать? А что потом? Что будет, когда я уеду? Вернешься сюда и притворишься, что ничего не случилось?
– Я не знаю… – Макс заглянул на дно пустой бутылки в своей руке. – Пожалуй, мне нужно еще выпить. – Он открыл холодильник, увидел, что пива больше нет, выругался, ждал какое-то время, что его новая знакомая что-то скажет, затем снова выругался, сказал, что принесет ей чистое постельное белье.
– Я все еще могу уйти рано утром, пока ты спишь, – сказала Мэйдд, когда он вернулся из спальни. Макс долго смотрел на нее, затем качнул головой. – Макс! – позвала она, когда он, забрав сигареты, хотел оставить ее одну в гостиной. – Ты не мог бы остаться со мной? – на ее губах появилась неловкая улыбка. – Этот старый диван достаточно большой, а мои сны, когда Гэврил рядом, такие ясные, что…
– Хочешь, чтобы я разбудил тебя, как только тебе приснится кошмар?
– Если тебе не сложно.
– Не сложно.
Макс закурил еще одну сигарету, сел на стул и долго смотрел, как Мэйдд неловко застилает диван. Потом она позвала его к себе.
Глава вторая
1902 год. Вена. Четырнадцатая выставка Сецессиона.
Саша Вайнер приехала сюда только для того, чтобы увидеть свою скульптуру. Полотно пассажирской железной дороги тянулось вдоль русла реки Вены. Саша Вайнер никуда не спешила. Для нее этот день должен был стать хорошим отдыхом. Легкое волнение, которое появилось, когда она увидела созданное из каменных параллелепипедов здание, было приятным, почти желанным. Саша остановилась, запрокинула голову. Центральный шестигранник здания был увенчан позолоченным куполом. Орнамент фасада переливался желтыми лавровыми листами. Чуть выше, на фронтоне, находилась надпись: «Каждому времени – свое искусство, каждому искусству – своя свобода».
Саша Вайнер прочитала эту надпись вслух, но думать о том, что хотел этим сказать художественный критик Людвиг Хевеши, у нее не было ни малейшего желания. Ведь если фраза эта находится над главным входом в венский дом Сецессиона, значит она важна, а понять художников или скульпторов порой бывает очень сложно. Для этого нужно время и много головной боли, прежде чем удастся проникнуться их видением мира. По крайней мере, именно таким был художник, с которым она познакомилась в Париже во время летних гастролей ее балетной труппы.
Он представился как Эдгар Дега и без лишних прелюдий предложил неплохие деньги за возможность нарисовать ее. На вид ему было далеко за шестьдесят, и он очень плохо видел. Когда они пришли в его мастерскую, Саша удивилась, что картина, которую он собирается создать, будет сделана углем.
– Это лишь набросок, – пояснил художник.
– Хорошо, – сказала Саша Вайнер. – Что мне теперь делать?
– Просто двигайся. Делай то, что ты делала вчера на сцене, но не забывай, что это жизнь.
– Не знаю, смогу ли я, – призналась Саша.
Она долго смущалась и не могла раскрепоститься, пока художник не попросил ее раздеться. Тогда все встало на свои места. Саша подумала, что в конечном счете удастся заработать на пару хороших платьев и дорогое украшение, потому что деньги у этого художника явно водились, но все закончилось лишь рисунками. Теряющие зоркость глаза художника цепко следили за ней, изучали ее, но…
Когда Саша уходила он пообещал ей, что сделает скульптуру из воска, которую его друг переведет в бронзу.
– Возможно, ее выставят в твоем городе, – сказал он.
Поэтому Саша Вайнер и шла сейчас на четырнадцатую выставку венского Сецессиона. Она уже не помнила лица увядшего французского художника, но о его обещании не забыла. К тому же были еще подруги, которые смеялись и говорили, что у нее плохой французский, и она что-то напутала. Саша не признавалась, но именно из-за них она шла на выставку одна. Нужно убедиться, что художник сдержал обещание, и только потом звать подруг.
Внутри Дома Сецессиона было людно и шумно, несмотря на то, что посетители говорили в полголоса. Большинство людей толпились возле статуи Бетховена работы Макса Клингера, которая была расположена в центре выставки. Саша Вайнер старалась держаться подальше от этого сборища, понимая, что там ее скульптуры точно не может быть. Она неспешно бродила вдоль выставленных работ менее известных художников, ища в чертах каждого женского лица статуи или картины свои собственные. Но не было ни картины, ни скульптуры похожей на нее.
– Ох, уж эти художники! – проворчала Саша Вайнер, давая себе зарок никогда больше не доверять людям подобной профессии, но не прошло и месяца, как она снова после выступления ехала в экипаже в художественную мастерскую.
Мужчина, предложивший ей пятьсот марок за ночь вдвоем, был так очарован ее выступлением, что его плата вкупе с тщеславием Саши не позволили ей отказаться. В его мастерской было тихо и пахло воском. Полумрак сгущал тени, оживлял их.
