Дэннис Крик - Судьба вампира
— Здравствуй, Люций, — сидя у самой кромки озера, он подумал, что услышанный им голос не что иное, как отпечаток вечности, нависшей невидимым куполом над темной гладью воды.
Тихий и вкрадчивый, он раздался из параллельного мира, о существовании которого поэт прежде и не знал. Это подтверждалось и тем, что никаких шагов он не слышал, хотя на слух никогда не жаловался. Никаких колебаний воздуха не улавливал, хотя осязание от рождения было развито у него лучше всех остальных чувств.
— Пиала успокаивает, — едва слышно сказал невидимка. Но Люций уловил каждое слово, произнесенное с неповторимой бархатной интонацией.
— Вода здесь холодная. Темная до черноты, с пучками зеленой тины у дна. А я вижу дно, — легкий сарказм в голосе призрака придавал ему еще большую странность, граничащую с очарованием. — Хочешь так же?
Люций повернулся в сторону говорящего.
— Кто вы?
— Меня зовут Венегор, — незнакомец поднялся и кивнул головой в знак приветствия. — Зови меня на «ты».
Если бы Люций мог видеть, то он бы лицезрел перед собой высокого худого мужчину лет на двадцать старше него и на две головы выше. Длинные русые кудри составляли его пышную, но беспорядочную прическу, будто он сам наспех укладывал их при помощи домашних щипцов и рогового гребня. Лицо его обладало спокойными мягкими чертами. Глаза, поникшие и убаюкивающие, наполненные умиротворением и сонной негой, с мерцающими бликами на радужной оболочке темных зрачков, таили в мрачной глубине печаль. В свете восходящей луны они блестели капельками слез.
— Ты, наверное, хочешь знать, как я здесь оказался? Я гулял по противоположному берегу и услышал стоны твоей измученной души. И я не смог остаться равнодушным к твоей боли. В подтверждение своих слов я возвращаю тебе Эскудо.
Люций не знал, что сказать. В голове копошились самые разные мысли. Строились разнообразные предположения. Кто этот незнакомец? Что ему надо? Откуда он знает об исчезновении пса? Нет, он не из параллельного мира. Этот человек был вполне осязаем и стоял сейчас прямо перед ним. И он пугал его.
— Позови его.
— Ты серьезно?
— Позови, позови.
— Эскудо! — прокричал поэт, сам удивляясь отсутствию нерва в голосе. — Эскудо!
Через мгновение до его ушей донеслись звуки быстрого бега. Не успел он опомниться, как ноги его подкосились под навалившейся тяжестью. Радостный лай оглушил его. Ему осталось только подставить вторую щеку, ибо одна уже оказалась полностью вылизана жарким шершавым языком.
— Эскудо, проказник, где же ты был? — Люций еле сдерживал порыв овчарки зализать его уши, которые она с детства имела обыкновение осторожно покусывать.
— Он был со мной, — странный незнакомец уже не казался таким странным, не вызывал первоначального опасения у поэта. Тревога в сердце поугасла. И Люций понял, что она была вызвана лишь внезапностью появления чудаковатого странника.
— С тобой?
— Да, я попросил его помочь мне с одним делом. И он любезно согласился.
Попросил? — рука поэта непрестанно гладила животное.
— Да, попросил. Что в этом удивительного? Я общаюсь со всеми, кого вижу здесь у озера. С птицами, с животными, с деревьями. Они все помогают мне. Если мне что-нибудь нужно от них, я, не задумываясь, иду к ним и прошу, — усталый вздох венчал его откровение, а потом он спросил.
— Ты доволен?
— Чем? — не понял Люций.
— Тем, что я вернул тебе поводыря. Теперь ты сможешь, как и раньше, гулять с ним по городу, ходить к озеру, наслаждаться тишиной прибрежной воды.
— Спасибо, конечно, но, по-моему, это все-таки моя собака.
— Зови его по имени. Будь уважительнее с ним, ведь без него ты ничего не стоишь.
— Я бы так не сказал, — Люций пытался понять, к чему клонит его собеседник, но пока лишь мучился предположениями, хотя смутное предчувствие скорой разгадки уже посетило его.
— Ну ладно, Люций, не сердись, я пошутил. Лучше скажи мне, где все люди? Я хожу здесь уже битый час и никого так и не встретил, — Венегор обвел взглядом берег.
За разговором оба не заметили, как ночь накрыла город темным покрывалом, и на небе загорелись далекие звезды.
— Или уже слишком поздно?
— Я не знаю, где все, — поэт пожал плечами. — Обычно вечерами у озера сидят рыболовы…
— Но сегодня никого нет!
— Наверное. Я не вижу, — поэт отвел взгляд в сторону и опустил его на тихое озеро. Его примеру последовал и Венегор.
— Я уже спрашивал тебя, Люций, хочешь ли ты иметь такое же острое зрение, как у меня. И не услышал ответа. Хотя, как я думаю, он лежит на поверхности. Надо лишь копнуть поглубже…
На губах поэта заиграла похоронная улыбка. Зачем он говорил ему об этом? Как будто сам не знал, что это навсегда. В момент между утверждением Венегора и его печальным вздохом пес-поводырь зарычал на незнакомца. Его тихий утробный рык заставил Люция вздрогнуть.
— Он недолюбливает тебя, Венегор.
— Ерунда, просто такие псы, как он, не прощают обиды. По сути, я ведь похитил его у тебя из-под носа, увел у хозяина! Теперь я его злейший враг. Естественно, он недоволен.
— А может, он просто чувствует, что ты издеваешься надо мной?
С чего бы?
Ты ведь знаешь, что я слепой. Я всегда был слепым. Мне не дано видеть в этой жизни ничего.
— Вот этот крик я и слышал по ту сторону озера! Ты не кричал, но плакала твоя душа.
— Возможно, — Люций шелохнулся, когда пес задел его задними лапами, пятясь от своего похитителя.
— Я могу подарить тебе зрение.
Первой реакцией поэта было повторное, куда более противное осознание того, что Венегор над ним действительно издевается. И делает это настолько виртуозно, что получает, наверное, ни с чем несравнимое удовольствие.
— Зачем ты так жестоко шутишь, Венегор?
— Я не шучу, поэт, — взгляд человека, еще несколько минут назад бывшего всего лишь странным незнакомцем, стал вдруг необъяснимо близким и желанным. Сквозь темную пелену слепоты Люций на миг увидел его лицо.
Русые кудри, водопадом ниспадающие на покатые плечи. Орлиный нос, грустные глаза, в печальной дымке хранящие какую-то тайну. Казалось, он вот-вот заплачет.
— В моих силах сделать это, — Люций видел, как шевелятся его губы, как с них слетают слова, он видел эти слова, они вращались веером у его лица. И каждое слово дребезжало выкриком из последних сил, горело перед его глазами.
* * * в моих… силах… сделать… это…Дыхание поэта остановилось. Он замер, жадно хватая ртом воздух. И в ту секунду, когда образ незнакомца пропал, сердце его снова забилось, как безумное.
