Дин Картер - Рука дьявола
— О, всему свое время, мистер Ривз, всему свое время! У меня есть пирог, и я могу сделать для вас сэндвичи. Вы, конечно, останетесь на ночь? Нельзя же ехать обратно в такой шторм!
— Нет… Мне бы не хотелось причинять вам такие неудобства. Кроме того, я договорился, что переночую в отеле «Голубые воды Роклин». Правда, у меня теперь нет лодки. Я бы не остался перед вами в долгу, если бы вы отвезли меня в Трист на своей.
— Вот как… — Матер будто расстроился. — Понятно. Вы, конечно, можете переночевать и там… И я был бы рад отвезти вас в город… Но ведь шторм усиливается, ему и конца-края не видно.
— Вы невероятно добры, я обязательно оплачу все расходы.
— Само собой, да только в такой шторм ехать опасно. Вы уже знаете по собственному опыту. — Языки пламени заплясали в линзах его очков. — Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Разумеется, уверен. — Я успокаивающе улыбнулся. — Надо полагать… Если это действительно опасно… То есть мне бы не хотелось вас обременять…
— Отлично! Вот и чудесно! Я уже освободил для вас комнату на всякий случай. Так, может, перекусим?
— Было бы здорово, спасибо.
На минуту Матер отвлекся от нашей беседы. В камине что-то треснуло, и это вывело его из оцепенения.
— Ах да, сэндвичи! Ха-ха-ха! — воскликнул он и выскочил из комнаты.
Я выругался про себя, раздраженный сложившимся положением. Одно дело погостить у друга, и совсем другое — у незнакомого человека, тем более в таком уединенном месте.
Я внимательно осмотрел комнату. Помимо капризного света, который давал огонь в камине, единственным источником освещения была маленькая керосиновая лампа. Но, несмотря на темноту, я разглядел огромное количество книг на полках. То, что я сперва принял за плакаты или рисунки на стенах, оказалось при ближайшем рассмотрении бумажными силуэтами. Я пригляделся к тому, что висел над камином. У художника, несомненно, был талант: он мастерски вырезал из черной бумаги контур большой бабочки с тщательно прорисованными крыльями и длинными усиками. Работа была совершенной, вряд ли настоящая тень насекомого произвела большее впечатление. Я взглянул и на другие работы, но тут вернулся Матер с подносом в руках.
Я сел и сделал несколько глотков чая прежде, чем Матер вручил мне сэндвичи с сыром и помидорами. Сам он устроился в кресле позади меня.
— Эти силуэты… — начал я. — Вы их сами сделали? — Повернувшись, я увидел, что лицо его просветлело.
— Да, моя работа, — ответил Матер, глядя на бабочку над камином. — Вам нравится?
— О, они просто замечательные!
— Эту честь я оказываю лишь самым прекрасным экземплярам, какие только есть в природе. Тени, черный и белый цвета не дают солгать. Я люблю насекомых за форму, не за цвет. То же самое с черно-белой фотографией. Она обнажает правду, смывает нелепые детали и открывает истинный образ… саму красоту. — Он отпил чаю. — Один мой старый друг вытворял подобное со снимками красивых женщин. Утверждал, что все они — его бывшие любовницы. — Матер хохотнул. — Что ж, если они действительно были его подружками, то в нем их прельщала явно не красота. А с другой стороны, не мне судить. Что я знаю о слабом поле? Вовсе ничего.
Я вдруг вспомнил о женском голосе, который слышал на улице.
— Вы живете один, мистер Матер?
— Да. А почему вы спрашиваете?
— Мне показалось, я слышал женский голос, когда стоял на крыльце. Может, это был телевизор?
— Боже, нет! Какой телевизор? У меня этих адских машин никогда не бывало.
— А… радио?
Он покачал головой.
— Значит, у меня галлюцинации.
— Не тревожьтесь, мистер Ривз. Порой мы все слышим голоса. В этом нет ничего удивительного.
— Пожалуй, вы правы. — Я снова посмотрел на силуэт над камином. — Должен признать, у вас твердая рука.
— Это действительно так. Этим я обязан своей профессии — когда-то работал хирургом. Потом я хоть и вышел на пенсию, а навыков не потерял.
— Где же вы работали? — Я откусил кусочек от сэндвича. Сэндвич оказался вкусный.
— Первые несколько лет — в больнице Гая, потом перебрался на Чаринг-Кросс, где прежде учился. А потом уволился и стал жить здесь, чтобы полностью посвятить себя своему хобби.
— Этимологии?
— О нет! — Матер улыбнулся. — Думаю, этимология больше по вашей части.
— Простите? — Я удивленно поднял брови, когда вдруг понял свою ошибку. — Ах, энтомология! Я всегда их путаю.
— Ничего страшного — раньше у меня тоже возникали такие трудности, пока не увлекся насекомыми. Потом на каждой книжке, что я покупал, всегда присутствовало слово «энтомология». А языком и всеми его хитросплетениями пусть занимаются другие. Мне кажется, старания лингвистов в какой-то степени тщетны, учитывая то, что каждый язык постоянно находится в развитии.
— Да, удивительно, как он эволюционирует.
— Эволюция! — мечтательно произнес Матер, глядя на огонь. — Еще одно мое увлечение. С одной стороны, очень простое явление, а с другой — невероятно сложное. Эволюция сделала несколько больших скачков за все это время, но кое-что все-таки упустила из виду.
— Упустила? — Я отправил в рот последний кусок сэндвича.
Матер словно полностью отдался безучастному созерцанию огня.
— Ну, например, — наконец сказал он. — Вы когда-нибудь задумывались, почему, после стольких тысячелетий наш пот хоть и выполняет все присущие ему функции, но при этом так пахнет и оставляет пятна на одежде?
— Не знаю, я никогда…
— Или возьмем кровь — почему она ярко-красная, а не прозрачная, словно вода, и обладает таким сильным запахом, что здорово облегчает хищникам задачу?
— Ну, может, в этом и смысл, — ответил я. — Природа сохраняет равновесие. Если бы хищники не смогли выслеживать добычу, они бы вымерли. Им нужно какое-то преимущество перед своими жертвами.
Матер отрешенно рассмеялся и предпочел не развивать тему, однако слова его меня озадачили. К чему он клонит? Я уже хотел заговорить о цели своего визита, но Матер вскочил, взял чашки и тарелки и отправился на кухню.
Пока из коридора доносился звон посуды и плеск воды, я прошелся вдоль полок, разглядывая фолианты. На моих брюках образовались большие сухие пятна. Выглядело это так, будто они снова мокнут, а не наоборот. Я почесал колено (высыхая, я весь начал чесаться) и прочитал несколько заглавий книг: «Облавы в бассейне Конго» М. Бакстера и «Пчелиная матка» Хока Эллисона. Одно название особенно меня заинтересовало: «Ее история» Р. Г. Оккума. Томик лежал на боку, на самом верху стопки похожих изданий. Я взял книгу.
На переднем форзаце была изображена пентаграмма с большим комаром в центре и незнакомыми мне символами по кругу. Над пентаграммой художник старинным шрифтом начертал заглавие труда, а под ней — имя автора.
