Стивен Кинг - Исход (Том 2)
— Эй, парень, — сказал Малыш. — Да у меня рефлекс. У меня таймер работает. Мне достаточно три пятых секунды. Веришь?
— Да, сэр, — ответил слабым голосом Мусорщик. Он чувствовал себя так, будто разворошил палкой змеиное гнездо.
— Ты мне нравишься, парень, — сказал Малыш своим странным усыпляющим голосом. Его кукольные глазки неотрывно следили поверх флюоресцентного оранжевого руля за блестящей лентой дороги. В зеркале заднего обзора подпрыгивали, раскачиваясь, большие игральные кости, на которых вместо кружков были нарисованы черепа. — Возьми на заднем сиденье пиво.
Это были банки «Корз», пиво было теплым, и, хотя Мусорщик ненавидел его, он быстро выпил одну банку и похвалил пиво.
— Да уж, парень, — согласился Малыш. — Пиво «Корз» — это единственное стоящее пиво. Если бы такое было возможно, я и мочился бы этим пивом. Веришь?
Мусорщик сказал, что да, действительно, он вериг.
— Меня зовут Малыш. Из Шривпорта, штат Луизиана. Слыхал? Этот зверь — победитель всех автовыставок Юга. Веришь?
Мусорщик сказал, что верит, и взял еще одну банку теплого пива. Похоже было, что в сложившихся обстоятельствах это был наилучший ход.
— Как тебя зовут, парень?
— Мусорщик.
— Как-как? — На одно ужасное мгновение безжизненные кукольные глазки остановились на лице Мусорщика. — Шутишь, парниша? Никто не шутит с Малышом. Уж лучше тебе этом поверить.
— Я верю, — серьезно произнес Мусорщик, — но так меня зовут. Потому что я поджигал людям мусорные баки, почтовые ящики и всякую подобную ерунду. Я сжег пенсионный чек старенькой леди Сэмпл. За это меня отправили в исправительную колонию. Я также сжег методистскую церковь в Паутанвилле в штате Индиана.
— Да ну? — восторженно воскликнул Малыш. — Да ты, парень, похоже, такой же сумасшедший, как крыса из уборной. Это здорово! Мне нравятся двинутые. Я сам двинутый. Вот так повезло! Значит, Мусорщик? Мне нравится. Мы подходим друг другу. Малыш и Мусорщик. Дай лапу, Мусорщик.
Малыш протянул руку, и Мусорщик пожал ее побыстрее, чтобы тот снова управлял рулем обеими руками. Со свистом рассекая воздух, они повернули; почти во всю ширину шоссе путь им преграждала грузовая машина, и Мусорщик уже закрыл глаза, приготовившись мгновенно перенестись в астральные слои. Но Малыш и глазом не моргнул. Автомобиль быстро, как водяной паук, пронесся по левой стороне шоссе, задев лишь кабину грузовика и лишившись полоски краски.
— Пронесло, — произнес Мусорщик, когда, наконец, почувствовал, что может говорить без дрожи в голосе.
— Да ну, парень, — миролюбиво успокоил его Малыш. Затем подмигнул. — Ты не говори — я скажу. Ну и как тебе это пиво? Разбирает, верно? Не сравнить с ездой на велосипеде, верно?
— Это точно, — сказал Малыш и отхлебнул еще теплого пива. Он был ненормальным, но не настолько, чтобы спорить с Малышом, когда тот вел машину. Ни за что.
— Ладно, не будем морочить друг другу головы, — сказал Малыш, доставая для себя банку пива с заднего сиденья. — Я так думаю, что мы едем в одно и то же место.
— Я тоже так думаю, — осторожно произнес Мусорщик.
— Едем служить, — сказал Малыш. — На запад. Чтобы быть первыми при дележе.
— Похоже на то.
— У тебя тоже были сны с призраком в черном плаще, верно?
— Ты имеешь в виду Священника?
— Я всегда имею в виду то, что говорю, и говорю то, что имею в виду, — равнодушно ответил Малыш. — Ты молчи, долбаный жук, я скажу. Это черный развевающийся плащ, и на парне защитные очки. Как у Джона Уэйна из «Большой двойки». Из-за очков даже лица не видно. Старый козел, вот кто он, верно?
— Да, — согласился Мусорщик, потягивая пиво. В голове у него начинало гудеть.
Малыш навис над оранжевым рулем, подражая летчику-истребителю — очевидно, тому же Уэйну из «Большой двойки» — во время воздушного боя. Машина опасно завиляла из стороны в сторону, изображая мертвые петли, воздушные ямы, пикирование.
— Нееейаааххх… ехехехехехехех… бадда-бадда-бадда… получай, чертов фриц… Капитан! Бандитам крышка!.. Поворачивай свою воздухоохладительную пушку на них, ты, сука… тратата… тратата… тратата! С ними покончено, сэр! Небо чистое… Как ОООГАХ? Садимся, ребята! Как ОООГАХ!.
На протяжении всей этой сцены лицо Малыша оставалось бесстрастным. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, когда он вернулся на свою полосу и стремительно помчался по дороге. Сердце Мусорщика гулко ухало в груди, тело покрылось липким потом. Он допил свое пиво. Пора было бы сделать пи-пи.
— Но он меня не пугает, — сказал Малыш, словно тема разговора ничем не прерывалась. — Черт побери, нет. Он крутой парень, но Малышу уже приходилось иметь дело с крутыми ребятами. Вначале я им затыкаю рот, а затем затыкаю их самих, как говорит Босс. Ты веришь?
— Конечно, — сказал Мусорщик. Он не имел ни малейшего представления, кто такой Босс или кем тот был.
— Ты уважаешь Босса?
— Конечно.
— Босса лучше уважать. Послушай, знаешь, что я собираюсь сделать?
— Ехать на запад? — осмелился предположить Мусорщик. Казалось, это было наиболее безопасно.
Малыш нетерпеливо дернулся:
— Я имею в виду после того, как доберусь туда. После. Знаешь, что я собираюсь делать после того?
— Нет. Что?
— Собираюсь ненадолго залечь на дно. Проверить обстановку. Разумеешь?
— Конечно, — ответил Мусорщик.
— Черт! Ты молчи, говорить буду я. Просто проверить. Проверить главаря. Затем…
Малыш замолчал, размышляя и глядя вперед поверх оранжевого руля.
— Затем что? — робко спросил Мусорщик.
— Пулю в башку и в землю. Покажу ему, где раки зимуют. Он у меня попасет «кадиллаки» на матушкином ранчо. Веришь?
— Да, конечно.
— Я возьму верх над ним, — доверительно сообщил Малыш. — Я отберу у него власть, а самого оставлю на ранчо «кадиллаки» пасти. Ты держись меня, как там тебя зовут — Мусорщик или еще как. Нам больше не придется есть свинину с бобами. Мы будем есть столько курятины, сколько никто до нас еще не ел.
Машина с нарисованными языками пламени, рвущимися из коллектора, с ревом катилась по шоссе. Мусорщик сидел на пассажирском сиденье с банкой теплого пива на коленях и со все более возрастающим беспокойством внутри.
Мусорщик въехал в Сиболу, известную еще как Лас-Вегас, перед рассветом пятого августа. Где-то на последних пяти милях он потерял одну из своих кроссовок и теперь, когда спускался к выходу со стоянки, его шаги звучали приблизительно как шлеп-БУМ, шлеп-БУМ, шлеп-БУМ, что напоминало шум спускаемой шины.
