Либба Брэй - Великая и ужасная красота
— Расскажи мне еще раз, как действует магия рун? — прошу я матушку.
Я лежу на траве рядом с ней, наблюдая за метаморфозами облаков. Толстая пушистая утка постепенно превращается в нечто длинное, непонятное…
— Она начинает действовать только после месяцев и даже лет обучения, — напоминает матушка.
— Я знаю. Но что происходит? Как? Нужно произносить какие-то заклинания? Знать некие формулы на древнем языке? И что делают руны? Как они отвечают? Может, они сначала исполняют «Боже, храни королеву»?
Конечно, это большая дерзость с моей стороны, но матушка сама меня к этому подтолкнула.
— Да, — кивает она. — Исполняют. В тональности ми-минор.
— Мама!
— Мне казалось, я уже объясняла тебе это.
— Ну расскажи еще раз!
— Ты касаешься рун рукой, и их сила входит в тебя. И какое-то время она живет в тебе.
— И все?
— В сущности, да. Но прежде ты должна узнать, как управлять этой силой. Она ведь будет влиять на состояние твоего ума, на твои цели, на твои собственные силы. Это очень могущественная магия. С ней нельзя шутить и играть. Ой, смотри-ка, там слон!
Над нашими головами пухлое облако действительно создает нечто похожее на слона.
— Но у него только три ноги.
— Нет, вон и четвертая!
— Где?
— Да там, где ей положено быть! Ты просто не присматриваешься!
— Присматриваюсь! — негодующе возражаю я.
Но это не имеет значения. Облако живет собственной жизнью, расплывается, превращается во что-то новое…
— И как долго живет эта магия?
— В зависимости от обстоятельств. Может быть, день. Иногда меньше.
Матушка садится и пристально смотрит на меня.
— Но, Джемма, ты же не…
— Я пока не готова пользоваться этой магией. Да, насколько я помню, ты об этом уже говорила разок-другой.
Матушка некоторое время молчит.
— Ты действительно уверена, что готова?
— Да! — Я почти выкрикиваю это слово.
— Посмотри вон на то облако, что прямо над нами. Прямо над тобой. Что ты видишь?
Я увидела очертания ушей и хвоста.
— Котенка.
— Ты уверена?
Я не понимаю, чего она от меня хочет.
— Я вообще-то способна узнать котенка, если его увижу. Это не требует каких-то особых магических дарований.
— Посмотри еще раз, — требовательно произносит матушка.
Небо над нами словно взбесилось. Облака бешено несутся куда-то, между ними вспыхивают молнии. Котенок исчез, а на его месте возникла чудовищная, пугающая рожа из какого-нибудь ночного кошмара. Она как будто бы орет и визжит, таращась на нас, и я в испуге прячу лицо в ладонях.
— Джемма!
Я отвожу руки. Небо снова выглядит спокойным, безмятежным. Только котенок стал уже здоровенным котом.
— Что это было? — шепотом спрашиваю я.
— Просто демонстрация, — отвечает матушка. — Ты должна научиться видеть то, что есть на самом деле, правильно оценивать реальность. Цирцея постарается заставить тебя увидеть монстра там, где на самом деле сидит простой котенок, и наоборот.
Я все еще дрожу.
— Но это выглядело по-настоящему реальным!
Матушка сжимает мою руку в ладонях, и мы некоторое время просто молча лежим на траве, не шевелясь. Вдали слышится голос Энн, распевающей старую народную песню, что-то о женщине, продающей устриц и мидий. Мелодия грустная, от нее во мне рождается какое-то странное, непонятное чувство. Как будто я что-то теряю, вот только не знаю, что именно.
— Матушка, а что, если я не смогу этого сделать? Что, если все пойдет не так, как нужно?
Облака собрались в кучу, а потом растянулись тонким слоем. И никаких фигур больше не вырисовывалось в небе.
— Это просто шанс, возможность, которую ты должна испытать. Смотри.
Облака над нами образовали дымчатое кольцо без начала и конца, а в его середине сияла безупречная синева.
В пятницу ко мне в гости неожиданно является брат. Девушки начинают искать предлоги, чтобы пройти по коридору мимо гостиной и заглянуть туда. Я, войдя, закрываю за собой дверь, отрезав Тома от восторженных почитательниц, иначе меня затошнит от их любопытных взглядов.
— О, ты просто сама леди Суровость! — говорит Том, вставая мне навстречу. — Ну как, подыскала мне подходящую супругу? Я ведь не слишком привередлив… мне только и нужно, что найти симпатичную девушку, тихую, спокойную, с небольшим приданым и не растерявшую зубы. Вообще-то я готов отказаться от любого из перечисленных пунктов, кроме небольшого приданого. Разве что в пользу приданого более солидного.
Почему-то вид Тома, надежного, немножко чванливого, пустого Тома наполняет меня бодрым весельем. Я и сама не осознавала, что так по нему соскучилась. Я бросаюсь к нему и крепко обнимаю. Он на секунду изумленно застывает, потом обнимает меня в ответ.
— Ну, знаешь, должно быть, здесь с тобой обращаются как с дворовой собакой, если ты так рада видеть меня. Но позволь заметить — выглядишь ты отлично!
— Я и чувствую себя отлично, Том! Правда!
Мне очень хочется рассказать ему о матушке, но я знаю, что делать этого нельзя. Пока нельзя.
— Есть какие-нибудь новости от бабушки? А отец как там?
Улыбка Тома угасает.
— О, да… Они в полном порядке.
— А он приедет в день встречи с родными? Я дождаться не могу, когда же наконец увижу его и познакомлю с моими новыми подругами.
— Ну, я бы на твоем месте не слишком на это надеялся, Джемма. Он, возможно, и не выберется из дома.
Том поправляет манжеты. Он всегда так делает, когда нервничает. Я давно поняла, что обычно он так волнуется, когда вынужден говорить неправду. Или скрывать правду, что для него равнозначно.
— Да, понятно, — тихо говорю я.
Дверь гостиной резко распахивается и в комнату врывается Энн. Увидев, что я наедине с мужчиной, она потрясена. И даже прикрывает глаза ладонью, чтобы не видеть нас.
— Ох, я ужасно виновата, простите… Я просто хотела найти Джемму… мисс Дойл… и сказать, что урок танцев уже начинается, мы будем вальсировать…
— Я не смогу прийти прямо сейчас. У меня гость.
— Нет-нет, ты не должна из-за меня пропускать такой урок, — говорит Том.
Он внимательно смотрит на Энн, все еще отводящую глаза.
— Ох, чтоб вам всем пусто было… — едва слышно бормочу я себе под нос, и спешу соблюсти необходимый ритуал представления. — Мисс Энн Брэдшоу, позвольте представить вам мистера Томаса Дойла, моего брата. Я только провожу его и сразу приду на этот чертов урок вальса.
— Так это был твой брат? — застенчиво спрашивает Энн, когда мы скользим в вальсе в танцевальном зале.
— Да. В своем наилучшем виде.
