Джим Батчер - Могила в подарок
– Ну же, чародей, – прошипела Мавра. – Давай, померяемся силами – ты и я.
Я напряг волю еще сильнее. Сил моих не хватило бы на две попытки. Я должен был убрать ее с первого раза или вообще никогда. Холод так и струился из нее, и пол у ее ног побелел от изморози.
– Ты же не ударишь первой, ведь нет? – я даже не сразу понял, что произношу вслух свои мысли. – Ты же не можешь преступить закон?
Наконец-то я увидел на ее лице какое-то подобие эмоций. Злобу.
– Нападай, чародей. Или не нападай, и я заберу одного из смертных – по твоему выбору. Ты не можешь требовать безопасности для обоих.
– Прочь с дороги, Мавра. Или оставайся на месте. Если ты попытаешься помешать нам уйти, если ты попытаешься вредить кому-либо, находящемуся под моим покровительством, тебе придется иметь дело с чародеем из Белого Совета, Рыцарем Меча и девой с корзинкой, полной чеснока и святой воды. И мне плевать, какая ты злобная и уродливая, от тебя только и останется, что грязное пятно на полу.
– Только посмей, – прошипела она. Она снова исчезла, а мгновением спустя обрушилась на меня. Я набрал воздуха в легкие, но выдохнуть она мне уже не дала, и я не успел высвободить заклятие, изготовленное для нее.
Майкл и Сьюзен шагнули вперед одновременно, выбросив руки вперед. Она держала в руке простой потемневший крест, а он – кинжал рукоятью вверх, так что тот тоже превратился в своего рода крест. И дерево, и сталь засияли холодным белым светом, и Мавра с разгона врезалась в этот свет как в каменную стену. Сгустки темноты рассыпались и улетучились из ее рук словно песок сквозь пальцы. Мы стояли перед ней – я в ореоле своего голубого света, Майкл и Сьюзен – в сиянии своих крестов, излучавших чистую, спокойную энергию, какой я не видел еще прежде.
– Драконья Кровь, старая Змея, – негромко произнес Майкл. – Ты и твое племя не властны здесь. Угрозы твои пусты, слова лишены правды как тело – жизни. Прочь с дороги, не испытывай гнева Всевышнего, – он покосился на меня. – Или пока мой друг Гарри не превратил тебя в грязное пятно на полу, – добавил он; подозреваю, чтобы сделать мне приятно.
Мавра медленно отступила на несколько ступенек вверх. Суставы ее, и правда, похрустывали. Она нагнулась и подняла оброненный череп. Потом снова повернулась к нам, глядя на нас с легкой улыбкой.
– Можете не стараться, – сказала она. – Час пробил.
– Час? – нервным шепотом переспросила Сьюзен. – О каком таком часе она говорит, Дрезден?
– О часе официальных мероприятий, – прошептала в ответ Мавра. Она поднялась вверх по лестнице и мягко прикрыла створки двери, ведущей из двора. Те захлопнулись со зловещим стуком.
Все огни разом погасли. Точнее, все, кроме голубого нимба вокруг моей руки и немного померкших крестов.
– Класс... – прошептал я.
Вид у Сьюзен был теперь просто-напросто перепуганный; она явно едва владела собой.
– И что теперь будет? – шепотом спросила она, шаря взглядом по темноте.
Смех – негромкий, издевательский, шипящий, полный чего-то влажного, булькающего, послышался со всех сторон. Вот уж в чем вампиров не переплюнешь – так это по части зловещего смеха. В этом можете смело верить мне на слово. Впрочем, сами они тоже хорошо это знают.
Что-то блеснуло в темноте, и в круг света от моей руки вступили Томас и Жюстина. Он поднял обе руки вверх.
– Вы не будете возражать, если я побуду с вами?
Я покосился на Майкла. Тот нахмурился. Потом на Сьюзен – та с неожиданным для меня интересом смотрела на его почти нагое великолепие. Я легонько толкнул ее бедром, она зажмурилась, потом повернулась ко мне.
– Я... Нет, я не против.
Томас взял Жюстину за руку, и они вдвоем стали по правую руку от меня, где за ними приглядывал Майкл.
– Спасибо, чародей. Боюсь, здесь меня не слишком любят.
Я покосился на него. На шее его багровела отметина в форме безукоризненных женских губ. Я бы принял ее за след помады, когда бы не слабый запах паленого мяса.
– Что приключилось с вашей шеей?
Его лицо побледнело еще на несколько градусов.
– Ваша крестная одарила меня поцелуем.
– Черт, – только и сказал я.
– Тонко подмечено. Вы готовы?
– Готов? К чему?
– К собранию Коллегии. К раздаче подарков.
Усилие воли, с которым я удерживал свет, ослабло, и я опустил дрожащую руку – медленно, чтобы не утратить за ним контроль, ослабляя напряжение. Последний огонек мигнул и погас, оставив нас в темноте. Я и не думал раньше, что темнота может быть столь абсолютной.
А потом темноту снова прорезал свет – уже знакомые прожектора, высветившие помост с троном и сидевшую на нем Бьянку в огненном платье. Ее рот, шею и пышный бюст покрыли теперь потеки свежей крови, и губы блеснули чем-то алым, влажным, когда она улыбнулась вниз, в темноту, дюжине пар глаз, горевших восхищением, или ужасом, или похотью, или всем этим вместе.
– Всем стоять, – шепотом прокомментировал я, и эхом мне вторили лишенные всего человеческого шорохи и стоны из окружавшей нас темноты. – Коллегия Вампиров открывает заседание.
Глава двадцать девятая
У страха множество оттенков и ароматов. Есть острый, серебряный страх, который молнией ударяет в твои руки и ноги, побуждая их к действию, к движению. Есть тяжелый, свинцовый страх – тот проникает в потроха, оседая в желудке в пустые часы между полуночью и рассветом, когда все темно, все проблемы кажутся вдвое больше, а любая болячка болит вдвое сильнее.
И есть медный страх, натягивающий нервы туже скрипичных струн, ноющий на одной-единственной ноте, выносить которую еще хоть секунду, казалось бы, невозможно – но который все длится и длится, нагнетая напряжение к неизбежному грому литавр, вызывающей меди фанфар, угрожающему рокоту барабанов.
Именно такой страх и испытывал я сейчас. Жуткое, липкое напряжение, оставляющее на языке медный привкус крови. Страх перед собравшимися вокруг нас в темноте тварями, страх перед собственной слабостью, страх за ту часть моих сил, что похитил у меня Кошмар. И страх за тех, что стояли вокруг меня, за людей, не обладающих той силой, что имелась у меня. За Сьюзен. За Майкла. За всех тех молодых людей, что лежали сейчас в темноте, отравленные, умирающие или уже мертвые, которые были слишком глупы или беспечны, чтобы избежать этой ночи.
Я хорошо представлял себе, что эти твари могли сделать с ними. Эти хищники, жестокие убийцы. И это пугало меня до чертиков.
Страх всегда идет рука об руку со злостью. Злость – мое убежище от страха, мой щит и мой меч для борьбы с ним. Я ждал страх в надежде на то, что он укрепит мою решимость, придаст твердости позвоночнику. Я ждал его в надежде на то, что он придаст мне сил, выстроит вокруг меня облако защитного поля.
