Ричард Матесон - Я - Легенда
"Почему я должен сидеть в машине? — недоуменно размышлял он. — Ведь если люди увидят меня, то примут его за потерявшегося ребенка. А дети… Если они и узнают меня, что с того? Я больше не намерен сидеть в машине, вот и все…
Единственная проблема заключалась в том, что ему едва ли удастся открыть дверцу. С большим трудом он все же смог наклонить переднее сиденье и перелезть через него. А вот с дверными ручками Скотт потерпел неудачу. Он дергал их снова и снова, все больше и больше злясь. Наконец пнул серую, в полоску, дверцу и навалился на нее плечом.
— Вот черт, — проворчал Скотт и, в порыве раздражения крутнув ручку, опустил окно.
Несколько секунд он посидел на его краю, беспокойно болтая ногами, обдуваемыми холодным ветром. Ботинки ритмично постукивали по металлу.
— Я все равно пойду! — яростно пробормотал Скотт.
Зацепившись за край, он развернулся и, медленно распрямляя руки, повис над землей. Потом осторожно опустил одну руку, ухватился ею за ручку с внешней стороны и прыгнул.
* * *Пальцы соскользнули с гладкого хромированного металла, и Скотт, ударившись о борт автомобиля, мешком повалился на землю. На секунду он испугался, поняв, что не сможет забраться обратно, но страх быстро прошел: Луиза скоро вернется. Скотт обогнул машину и посеменил по улице.
Рев машины заставил его отскочить назад. Она пронеслась не меньше чем в восьми футах от Скотта, но шум почти оглушил его. Даже скрип песка под ее колесами отзывался в ушах небывалым грохотом. Опомнившись, Скотт быстро пересек улицу, запрыгнул на высокий, почти ему по колено, тротуар и забежал в безлюдное место за палаткой. Перейдя на шаг, он двинулся вдоль темного, волновавшегося под порывами ветра брезента.
Какой-то мужчина вывернул ему навстречу из-за угла. Скотт замер, и человек прошел, не заметив его. Такова уж особенность людей: они хоть и смотрят вниз, но замечают разве что кошек и собак. Когда мужчина повернул на дорогу, Скотт двинулся дальше, ныряя под растяжки, удерживающие палатку.
Столб бледного, пробивавшеюся из-под тента света лег на дорожку и остановил его. С щекочущим нервы любопытством Скотт взглянул на обвисший брезент. Потом, поддавшись внезапному порыву, опустился на колени, лег грудью на холодную землю и, приподняв уголок палатки, проскользнул внутрь.
Он увидел перед собой круп двухголовой коровы. Она стояла в засыпанном соломой, огороженном канатами стойле, уставясь на людей четырьмя блестящими глазами. Но корова не была живой.
Первая за последние месяцы улыбка тронула напряженное лицо Скотта. Если бы ему пришлось составить список тех вещей, которые он мог бы увидеть в палатке, то где-то в самом конце он, возможно, и записал бы стоящую задом к нему мертвую двухголовую корову.
Скотт оглядел палатку. Он не мог из той части, где стоял, видеть, что творилось на другой стороне: все закрывали толпящиеся в проходе люди. А показывали шестиногую собаку с двумя высохшими, как пеньки, ногами, корову с человеческой кожей, козу с тремя ногами и четырьмя рогами, розовую лошадь и жирную свинью, «усыновившую» тощенького цыпленка. Скотт смотрел на все это сборище, и легкая улыбка дрожала на его губах. «Настоящий парад монстров», — подумал он.
И вдруг улыбка исчезла, потому что ему пришло в голову, что на такой замечательной выставке и он мог бы занять свое место — скажем, между цыплятолюбивой свиньей и мертвой двухголовой коровой. Скотт Кэри — homo reductus, человек уменьшающийся.
Скотт вылез обратно в ночь и поднялся, машинально отряхнув надетые на нем вельветовый комбинезончик и курточку. Да, следовало все же остаться в машине, он был дураком, что вышел из нее.
Но Скотт не стал возвращаться. Он не мог заставить себя сделать это. Устало обогнув угол палатки, он увидел гуляющих людей, услышал треск падающих под ударами мячей кеглей, хлопки выстрелов, слабые взрывы лопающихся шариков и неприятно поразивший его погребальный скрежет карусельной музыки.
Из задней двери одного из сарайчиков вышел какой-то мужчина. Он взглянул на Скотта, и тот, не останавливаясь, поспешил скрыться за другой палаткой.
— Эй, мальчик! — окликнули его.
Скотт бросился наутек, на ходу высматривая подходящее укрытие. За тентами стоял фургон. Беглец кинулся к нему, присел за большим колесом с толстыми шинами и осторожно выглянул.
В пятнадцати ярдах он обнаружил все того же мужчину, который стоял, уперев руки в бока, и оглядывался по сторонам, что-то высматривая. Спустя несколько секунд мужчина, буркнув нечто непонятное себе под нос, ушел. Скотт поднялся, намереваясь выйти из-за фургона, и вдруг замер. Кто-то пел прямо над его головой. Вслушиваясь, он напряженно сдвинул брови. «Если в я тебя любил бы, — пел голос, — то все время говорил бы».
Скотт вышел из-за фургона и взглянул вверх, на светящееся, занавешенное белыми шторками окно (откуда все еще был слышен робкий и потому сладостный голос). Испытывая страшное волнение, он смотрел на окно.
Счастливые вопли девочки на «мертвой петле» развеяли его грезы. Скотт отошел от фургона, но потом, передумав, вернулся обратно и стоял возле машины, пока песня не смолкла. Затем медленно пошел вокруг фургона, всматриваясь в его окна и спрашивая себя, чем очаровал его этот голос.
Разглядев наконец в потемках ступеньки, ведущие к дверце с окном, он судорожно прыгнул на первую. Слава Богу, она была не слишком высокой. Сердце бешено заколотилось, руки вцепились в перильца, располагавшиеся как раз у его пояса, дыхание сотрясало тщедушную грудь. Не может быть!
Чуть-чуть не дойдя до верха, Скотт остановился перед дверью, которая теперь была ненамного выше его. На стекле были написаны несколько слов, но их невозможно было прочесть. Вдруг он буквально кожей ощутил что-то живое, страшное, напоминающее слабые электрические разряды, — не смог удержаться и, поднявшись еще на две ступеньки, застыл перед самой дверью.
У него перехватило дыхание. Это был его мир, тот мир, где такие, как он, могли сидеть в креслах или на кушетке, не проваливаясь в них с головой; подходить к столу и брать любую вещь, а не проходить под ним, не нагибаясь; включать и выключать лампы, а не стоять беспомощно под ними, как под деревьями.
Она вышла из маленькой комнаты и увидела его.
Мышцы головы внезапно дернулись. Скотт дрожал, глупо разглядывая женщину. Возглас изумления готов был вырваться из его горла.
Женщина будто приросла к полу. Одна ее рука была прижата к щеке, а глаза расширились от потрясения. Время остановилось, исчезло, перестало существовать. Женщина смотрела прямо на него.
«Это мираж, — настаивал его рассудок, — это только мечта».
Потом женщина медленно, напряженно двинулась к двери.
Скотт отпрянул, чуть было не соскользнул с края ступеньки, но, налетев на поручень, устоял. Когда она открыла крошечную дверь, он не без напряжения выпрямился.
— Кто вы? — испуганно прошептала женщина.
Он не мог отвести взгляд от ее нежного лица, от точеного носика и губ, от зеленых бусинок-глаз, от маленьких, напоминающих розовые лепестки ушек, едва видимых сквозь чистое золото волос.
— Пожалуйста, входите, — сказала она, придерживая распахивающийся халат тонкими, белыми, как гипс, руками.
— Меня зовут Скотт Кэри, — ответил он сорвавшимся на писк голосом.
— Скотт Кэри, — повторила красавица. Имя было незнакомо ей. — Вы… — она смешалась, — вы… как я?
Теперь Скотта уже трясло.
— Да. Да!
— О, — выдохнула она.
Они смотрели друг на друга.
— Я… я слышал, как вы пели, — проговорил Скотт.
— Да, я… — И нервная улыбка, пробежав по бледным губам, исказила их. — Пожалуйста, — робко повторила она. — Вы не хотите зайти?
Скотт без колебаний шагнул в фургон. Все было так, как будто он знал эту женщину всю жизнь и теперь вернулся к ней после долгого путешествия. Он прочитал слова, написанные на двери: «Миссис Том Большой Палец». Скотт глядел на нее со странной, темной страстью.
Красавица закрыла дверь и повернулась к нему лицом.
— Я… я была удивлена, — произнесла она, еще плотнее запахивая желтый халат. — Это так странно.
— Знаю, — кивнул он, прикусив нижнюю губу. — Я уменьшающийся человек, — выпалил Скотт, ощутив вдруг страстное желание сообщить ей об этом.
— О, — после минутного молчания произнесла красавица.
Скотт не знал, что звучало в ее голосе — разочарование, жалость или опустошенность. Их глаза встретились.
— Меня зовут Кларисса, — сказала женщина.
Их руки соединились. Скотт, казалось, не мог дышать: воздух застревал в горле.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, высвободив руку.
— Я… пришел… — Это было все, что смог выговорить Скотт.
Он продолжал смотреть на нее, все еще не доверяя собственным глазам. Стыдливый румянец побежал по ее щекам. И, глубоко вздохнув, Скотт начал успокаиваться.
