Лилит Мазикина - Луна, луна, скройся!
— Вот, а теперь — побежали!
Мы бежим довольно долго, сначала по полю, потом по обочине дороги. Останавливаемся только под знаком, возвещающем о селе «Богдановци».
— Давно я не бегала этакие кроссы, — отдуваясь, бормочу я. — Ты чего меня бросил? Где ты был?
— По своим делам, — туманно отвечает кузен. — Знаешь, кто, оказывается, собирается в «Герцоге Константине»?
— Знаю! Уроды моральные.
— Вроде того. «Чёрные археологи». Тут возле Вуковара ещё со времён Империи какие-то важные раскопки. Из-за войны они остановились, но кое-кто в городе сообразил, что коллекционеры дадут хорошие деньги за всякую старинную ерунду. Вот и копают по ночам. Там, правда, солдатских костей сейчас больше, чем древних мисок и черепков, но их это не смущает.
— Ясно. Кристо, я сейчас тебе умную вещь скажу, а ты запомнишь. Никогда! Никогда больше не бросай меня одну спящую!!! Понял, ты?!
— Понял. Как только этого идиота возле тебя увидел — понял. Прости меня, Лилян. Я правда дурак.
— Дурак, и какой ещё дурак. Пойдём, что ли? Что-то мне подсказывает, что чем дальше отсюда мы окажемся к утру, тем лучше.
— Ага. Пойдём.
Теперь мы спим по очереди — шесть часов один, шесть часов другой. Пока один отдыхает, другой сторожит, сидя рядом или шатаясь поблизости. Во время своего дежурства я, как правило, танцую. Кристо отрабатывает прыжки и удары или читает хорватскую прессу (которая, в отличие от сербской, написана понятными латинскими буквами), тренируясь в славянских языках. Он уже сносно и порой даже выразительно болтает на смеси чешского, галицийского, словацкого и сербского.
Скорость нашего передвижения из-за посменного сна упала. Впрочем, мы особенно и не торопимся. В Загребе мы оказались аккурат накануне дня рождения герцога Августа — двадцать седьмого июля. Нас почти сразу останавливают полицейские — пришлось, впервые за всё пребывание в Королевстве, доставать паспорта (ид-карточки действуют только в пределах своего государства) и клятвенно заверять, что мы прямо вот сейчас пойдём и наденем что-нибудь поприличнее. Впрочем, менять одежду действительно пора; мы одеваемся по моде загребских цыган, подсмотрев её прямо на улицах города.
Уже вечер: днём мы отоспались в пригородном лесопарке, впервые за все эти дни — одновременно, найдя укромное местечко. Горожане развешивают флаги герцогства и портреты Августа, огромные ленты и разноцветные воздушные шары на балконах, окнах и просто стенах. Поэтому нам не составляет труда не только найти одёжную лавку, но и упросить владельца обслужить нас — он всё равно задержался, занимаясь украшением фасада.
Шатаясь по улицам, подмечаю тенденцию: если стоит группка чернявых, смуглых, черноглазых, атлетически сложенных мужчин — наверняка сербы, которые почти никогда не передвигаются на улицах хорватских городов поодиночке, если же в группе всех вперемешку — брюнетов, шатенов и даже блондинов, темнокожих и довольно светлых, притом преобладают фигуры тонкокостные, худощавые, значит, цыгане.
Впрочем, при попытке пообщаться даже загребские цыгане смотрят на мой короткий нос и голубые глаза Кристо с нескрываемым удивлением:
— Что, папа ваш немку за себя взял, что ли?
— Нет, что вы. Это дедушка напортачил, — отшучиваемся мы.
Сами хорваты русые, светлокожие — воистину югославские австрийцы.
Чтобы скоротать ночь, заходим сначала в один ресторанчик, потом в другой, в третий. Но в пять утра закрыты уже все заведения, и нам приходится идти в парк.
— Что шатаетесь? — хмуро спрашивает полицейский.
— Рассвет встречаем. Господин офицер, были же вы молодой, гуляли с девушкой? — обезоруживающе улыбается Кристо. Полицейский смягчается.
— Только не безобразничайте по кустам. Всё равно замечу.
— Нет, мы так… просто побродим.
Может, мне кажется, но Загреб гораздо красивей прославленного Будапешта и хоть и воспетой не раз, но слишком суровой, на мой взгляд, Праги. Он похож на иллюстрации в детских книжках со сказками: и просто, и изящно, и попросту — очаровательно.
Около одиннадцати утра народ начинает стекаться к площади перед герцогским дворцом. Мы тоже идём: я ещё ни разу в жизни не видела живого герцога. У многих людей в руках цветы: маки, тюльпаны, фиалки, лилии, ирисы, гиацинты, маргаритки самых разных сортов и цветов. Нет только роз. Оказывается, ими можно осыпать путь только членам королевских семей и Папе Римскому. Каждый цветок означает отношение подданного к своему герцогу. Жёлтые маки — пожелание успеха, красные тюльпаны — признание в любви, голубые фиалки — клятва верности, ирисы — доверие…
Герцог Август оказывается представительным мужчиной лет пятидесяти, сложенным атлетически, как и большинство наблюдаемых мной хорватов. Животик для его возраста совсем небольшой, к тому же тщательно утянутый белоснежным мундиром, спина — прямая, плечи — широкие: красавец мужчина. Герцог горделиво выезжает из дворцовых ворот верхом на поразительной яркости гнедом жеребце — белые скакуны, опять же, полагаются только королям, императорам и наследным принцам. И герцог, и жеребец украшены алыми и золочёными перьями: у герцога они прикреплены к странному головному убору, похожему на фуражку без козырька, а у жеребца — к ремням на голове. К сожалению, я не могу этого увидеть своими глазами — не сумела протиснуться сквозь толпу, но над площадью установлены огромные экраны, и на них по очереди выводится изображение с камер, нацеленных на герцога.
В жеребца и под его копыта полетели цветы. Герцог Август поднимает правую руку и шевелит ладонью, приветствуя подданных. В такой позе ему предстоит проехать по специально отведённым улицам до окраины города и дальше, в поместье, где состоится праздник для более узкого круга лиц.
Я выкрикиваю со всеми разные «С днём рождения!» и «Да здравствует герцог Август!», просто для развлечения, а когда толпа начинает частично расходиться, а частично продвигаться за герцогом, заявляю, что хочу позавтракать.
— Мы же всю ночь жрали, — хмуро замечает Кристо.
— Нет, мы перекусывали. И я ела меньше, чем ты, поэтому успела проголодаться. Смотри, какой-то ресторан… У нас ведь ещё есть деньги?
— Пока ещё есть.
Не успеваю я приступить к поеданию гуляша, как кто-то налетает на меня со спины и закрывает глаза руками.
— Господи Боже мой, спаси и помоги, и избавь от Лукавого, — доносится до меня голос Кристо.
— Ого! Никогда меня ещё крестным знамением не встречали! — это над ухом.
— Госька!!! — я хохочу, отнимая её ладони от глаз и оборачиваясь.
— Лилянка, скотина ты этакая! Я же боялась, что не дождусь уже! О чём ты думала — пропала и слова не сказала, а?! — Госька и сама хохочет, взлохмачивая мне волосы.
