Людвиг Павельчик - Рыдания усопших (сборник)
Раду стоял, замерев и боясь повернуться, хотя то, что его обеспокоило и заставило его сердце колотиться о грудную клетку, находилось не за спиной, а именно в шкафу, за запертой дверью. Он порадовался мысли, что не успел повернуть ключ и открыть шкаф, хотя и не смог бы объяснить, что его так встревожило. Должно быть, вся обстановка комнаты, непривычность ситуации и одиночество сыграли с ним злую шутку, но, даже понимая это, он ни за какие блага на свете не согласился бы сейчас отпереть эту дубовую дверь и заглянуть внутрь. Забыв про пижаму, Раду попятился назад и, нащупав кровать, влез под одеяло, дав себе клятву никогда больше не приезжать в бывшие монастыри.
С первыми лучами солнца, залившими выходящую окном на восток комнату, страхи, как водится, испарились. Разбуженный писком будильника, Раду протер глаза, сел на постели и, вспомнив свои вчерашние переживания, улыбнулся. Надо же! Чего только не бывает! Секунду помедлив перед дверцей шкафа, изменившийся с наступлением утра Раду повернул ключ, распахнул ее и, выбрав походящие предметы гардероба, оделся. Спустившись к завтраку, он помахал новой девушке за регистрационной стойкой (должно быть, дамочки работали посменно) и увидел, как молодая помощница-практикантка поставила в своем журнале галочку: завтракает-де. Вот это педантичность! Какая, казалось бы, им разница, съел он свою порцию яичницы с беконом или нет? Кстати, довольно странно: «основная» дамочка сменилась, а помощница ее осталась прежней… Наверное, как и везде – эксплуатация безответной молодежи! Ну их.
Конференция, конечно же, оказалась самым нудным и тошнотворным мероприятием на свете. Как он и предвидел. Раду, хоть и выспался, а вынужден был бороться с зевотой и всеми силами стараться не задремать. Один раз он клюнул было носом, но свирепый взгляд какого-то грозного профессора ясно дал ему понять, что такие штуки здесь не проходят. Раду деловито кашлянул и, примостив на коленях блокнот, первую страницу которого успел уже исчеркать кружочками, крестиками и похабными словами, сделал вид, что полностью поглощен темой доклада и конспектирует. Как назло, ужасно зачесалась левая пятка и точка посередине спины, дотянуться до которой было невозможно. Проклятье! Черт бы их побрал с их конференциями! По собственной воле Раду ни за что не приехал бы сюда, но начальник, желая идти в ногу со временем, неизменно посылал сотрудников на такого рода сборища. Хорошо хоть, не проверял конспекты…
В перерыве Раду проглотил свой кофе с кокосовым печеньем и бананом, а после скучного обеда принял участие в экскурсии по монастырю, организованной кем-то важным для участников конференции. Очень знающая барышня с захваченными на затылке в пучок волосами бодро разъясняла назначение каждой мелочи и происхождение каждой фрески, а поскольку фресок в монастыре были сотни, Раду вновь приуныл и подумывал уже о том, чтобы незамеченным улизнуть и провести оставшееся время на свежем воздухе, когда вдруг услышал слово «шкаф», напомнившее ему о его вчерашних страхах. Обратившись в слух, он уловил уже самую концовку рассказа, а именно то, что некий аббат, давно почивший в бозе, карал нерадивых послушников тем, что запирал их в каком-то громадном шкафу, выбраться из которого не представлялось возможным, а порой и «забывал» их в нем на несколько суток, после чего приказывал хоронить их иссохшие без воды тела за монастырской оградой.
«Что ж! Довольно своеобразный метод воспитания!» заключил Раду, выслушав историю без особого интереса. «Впрочем, посылание людей на трехдневную конференцию в чертов монастырь не намного гуманней…»
Оказалось, что шкаф этот по сю пору находится в монастыре, но взглянуть на него никак нельзя, так как вещь это особо ценная и лапать ее кому попало не положено. Для изюминки экскурсоводша добавила еще, что, дескать, поговаривают, что шкаф-то тот напитался отрицательной энергией мук несчастных послушников и приближаться к нему так или иначе не рекомендуется, ибо он «засасывает».
Ученые мужи-экскурсанты похмыкали себе в бороды, поулыбались, а кое-кто даже посморкался в громадный платок в горошек, выражая тем самым барышне свой скепсис. Раду сморкаться не стал, но он ведь и не был ученым мужем.
По окончании хождения по бывшему монастырю все подошли к стойке, чтобы вернуть регистраторше выданные для участия в экскурсии жетоны, и помощница-практикантка скрупулезно поставила подле каждой фамилии галочку: отдал-де жетон… Молодец, девочка, нужное дело делаешь, а главное – интеллектуальное.
Раду устал.
Среди ночи его как кто-то в бок толкнул; он открыл глаза и увидел нависшую над ним тень – черный силуэт не то монаха, не то идиота, под монаха маскирующегося. Ряса и капюшон, натянутый на голову. Глаз у тени не было, но Раду не сомневался, что она на него воззрилась. Он закрыл глаза, но не уснул, а наскоро прочитал Отче Наш, так как иным молитвам обучен не был. Снова открыл. Тень исчезла. Тьфу, напасть! Наслушаешься за день ерунды, потом мерещатся всякие гадости.
Луна скрылась за тучей, и вскоре в кромешной мгле раздался раскат грома.
«Судя по всему, будет гроза» констатировал Раду, силясь заснуть. Сверкнуло, и новый грохот разорвал непрочный ситец неба. Третья атака грома вышла потише, а четвертая и вовсе еле слышной, и раздалась она почему-то не с улицы, а из прихожей. Раду насторожился. Да ведь это же и не гром вовсе, а стук в дверь! Кого это принесло среди ночи? Что это за порядки у них здесь такие – сначала изводить человека страшными историями, а затем мучить по ночам стуками, словно для закрепления впечатления!
Снова стук. Проклятье! Раду вылез из-под одеяла и, ежась от холода, потащился в прихожую. Прильнув ухом к входной двери, он прислушался. Тихо. Он повернул ключ, осторожно, боясь скрипа, приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Никого. Ровный желтоватый свет люстр заливал помпезное нутро бывшего монастыря, показывая ему, что ни около его комнаты, ни в других участках длиннющего коридора никого нет. Ни отрицательных, ни положительных сюрпризов, одним словом. Раду снова закрыл дверь и вознамерился было вернуться в постель, когда вновь услышал стук. Так как теперь он находился непосредственно возле двери, то смог убедиться, что стучали не снаружи, а изнутри. Изнутри этого проклятого шкафа.
Страх и гнев переполнили импульсивное сердце гостя отеля. С одной стороны, он помнил вчерашний рассказ экскурсоводши, с другой – был современным человеком, старающимся высмеивать все, что не связано с компьютерами, и показушно плевать на традиции. Посему признать, что внутри этого огромного шкафа может находиться что-то, кроме тряпья и пыли, было ему невмоготу. Стремясь поскорее покончить с наваждением, Раду переспорил предостерегающий голос души и распахнул-таки тяжелую дверь, застонавшую от его глупости.
