Яцек Пекара - Молот ведьм
— С дороги! — рявкнул он во весь голос. — Именем Святой Службы! Прочь! — Он хватил кулаком ближе стоящего, а его лицо искривилось в гримасе бешенства.
Нам удалось продраться через самую густую толпу, и мы вошли в боковую улочку. Только там нас настигла девушка в светлой, запачканной епанче, с растрёпанными волосами и синевой под глазами от усталости или недосыпания. Она была худощавой и невысокой, а её осунувшееся лицо было искажено мукой.
— Уважаемый господин, пожалуйста… — Как странно, она обратилась ко мне, хотя это ведь Кеппель щеголял в официальном наряде, а я был без инквизиторских инсигний. В её слабом голосе было столько отчаяния и одновременно надежды, что я остановился, хоть Андреас и дёрнул меня за рукав.
— Чем могу вам помочь? — вежливо спросил я.
— Моя сестра, господин. Не знаю, что происходит с моей сестрой. Её арестовали три дня назад, и никто не хочет ничего сказать… — она говорила так быстро, будто хотела сказать всё, что ей было сказать, прежде чем я прерву её либо оттолкну.
— Как зовут твою сестру? — спросил я.
— Эмма Гудольф, господин! Эмма Гудольф! Она невиновна, клянусь, что она ни в чём не виновата. Её забрали утром…
Я положил ей руку на плечо, и она замолчала.
— Как твоё имя, дитя?
— Сильвия, господин, — прошептала она.
— Послушай меня внимательно, Сильвия. Если хочешь сохранить жизнь, больше не расспрашивай о сестре, не пытайся её увидеть и не ходи в ратушу. Ей не поможешь, а можешь навредить себе. Поняла?
Она смотрела на меня, и её глаза наполнялись слезами, которые вскоре начали течь ручейком по щекам.
— Никого никогда не обидела, — зарыдала она. — Всегда была такой милой и доброй, и невинной. Всё время помогала людям, я даже говорила ей: «Эмма, успокойся, ибо когда тебе понадобиться, никто не поможет». — Она вцепилась в рукав моего плаща. — Умоляю вас, помогите ей, господин. Умоляю вас во имя Христа, Господа нашего единого и всех святых!
— Тш-шшш, — сказал я. — Успокойся, Сильвия. Обещаю посмотреть, что можно сделать. Но ты сиди дома и займись своими делами. Поняла?
— Поняла. Да благословит вас Бог, господин. Эмма Гудольф, не забудьте. Эмма Гудольф! — она продолжала кричать нам вслед, когда мы уходили.
— Вот это совпадение! — проворчал Андреас. — Невероятно, правда?
— Почему? Наверняка приставал ко всем, кто выходил из ратуши, поэтому было бы как раз странно, если бы не попала на нас. Можешь выполнить мою просьбу, Андреас?
— Да?
— Вели узнать, где живут сёстры Гудольф, будь добр.
— Как пожелаешь, — буркнул он. — Но я не советую тебе в это вмешиваться. И ты знаешь, и я знаю, что девушка невиновна. Но и ты знаешь, и я знаю, что это не имеет значения.
Мы с минуту стояли молча, а потом он обратился ко мне.
— Если не обидишься, Мордимер, то я позволю дать тебе один совет.
— Только глупец не слушает советов, неважно, хороших или плохих, потому что каждый несёт в себе урок, — ответил я нравоучительно, а он улыбнулся.
— Я слышал, что временами ты излишне… — он прервал, явно ища слова. — Излишне мягок к обвиняемым.
— И речи нет о мягкости, — резко ответил я. — Моё дело искать истину и созидать закон и правосудие. Хотя обычно, к моему прискорбию, это понятия взаимоисключающие.
— Да. Извини, если я тебя обидел.
— Ты не обидел меня, — возразил я.
Я задумался, откуда он мог получить такие сведения. Действительно, я не был скорым на суд человеком и не видел нужды доверять всяким глупым обвинениям. Злые соседи, завистливая семья, обманутые любовники — такие люди уж слишком часто пробовали использовать веру для своего личного крестового похода. И уж слишком часто Скамьи города и герцога прислушивались к этим глупостям. Но меня учили отделить плева от зёрен, и поэтому случалось не раз и не два, когда я вытаскивал кого-то из пыточной или с костра. Но всегда только тогда, когда я был полностью уверен в его невиновности, или правильнее сказать, в малой степени вины.
В конце концов, я помнил слова моего Ангела, который как-то сказал, что в глазах Бога мы все виновны, а тайной является лишь время и мера наказания.
***Обед был таким обильным и таким жирным, что меня тошнило уже от одного вида Смертуха, который не обескураженный количеством еды, поглощал очередную миску наваристой похлёбки, откусывая периодически от истекающей густой подливой свиной ноги.
— Ховошо, — заговорил он с полным ртом, видя, что я смотрю на него. Я отвёл взгляд, как раз в тот момент, чтобы увидеть у входа в эркер запыхавшегося и покрасневшего от бега Кеппеля.
— У меня плохие новости, Мордимер, — тихо произнёс он. Опёрся о косяк двери. — Очень плохие новости.
— Говори, — вздохнул я, задумавшись, что может быть хуже правления Тинтарелло в городе. Он подошёл ко мне и вопросительно посмотрел на жрущего как свинья и измазанного в подливе Смертуха.
— Можешь говорить при нём, — объяснил я.
— Посланный Его Преосвященством инквизитор умер в корчме в пяти милях от Виттингена, — шёпотом сказал Кеппель. Я взял кувшин и медленно, очень медленно налил вино в кубок.
— Его убили? — спросил я приглушённым голосом.
— Нет, — скривился он. — Он был болен, уже когда выезжал из Хеза. Говорят даже, что очень болен.
— Кто это был?
— Додерик Готтстальк, — произнёс Кеппель. — Ты знал его?
— Ему было под восемьдесят, — фыркнул я. — И уже лет десять он лишь просиживал в саду Инквизиции и грелся у камелька в трапезной. Андреас, этот человек чуть ли не двадцать лет не проводил никакого следствия! Мы посмотрели друг на друга, и в его и в моих глазах было как понимание, так и недоумение. И на самом деле много страха, хотя в этом мы бы не признались даже сами себе.
— Тот, кто его послал, знал, что Додерик не доедет, — сказал медленно и очень, очень тихо Кеппель. — А если даже доедет, то не высунет носа из кровати. Неужели кто-то хочет уничтожить Виттинген?
Нет, Андреас, — хотел я ему ответить, но сдержал себя в последний момент: кому какое дело до какого-то городка? Зато мне кажется, что кто-то усиленно желает уничтожить авторитет Инквизиции.
— Может быть, — возразил я вслух.
Кеппель вынул из-за пазухи кожаную тубу, запечатанную епископской печатью. Вздохнул, перекрестился и разломал сургуч. Вынул изнутри свёрток документов, расправил листы. Вдруг я увидел, как он остановился в одном месте и повторно пробежал текст глазами. Поднял на меня взгляд, и не скрою, то, что я в нём увидел, меня обеспокоило.
— Мордимер, — сказал он медленно и очень тихо. — У меня тут документы из Хеза, которые вёз Готтстальк. Все полномочия и приказы. Знаешь ли, на кого они выписаны? Я уже хотел отрицательно покрутить головой, когда вдруг догадался. И эта догадка заморозила меня до самых костей.
