Линкольн Чайлд - Огонь и сера
Шагая по узкой рукотворной аллее между кустами и палатками, Гарриман живо представил себе картину времен Великой депрессии: жалкие хибары в лесистой ложбинке, люди на стеганых одеялах греются у костров, пьют кофе и готовят пищу.
Лагерь рос буквально на глазах – вновь прибывшие вынимали вещи из рюкзаков и ставили палатки. Невероятно, такое в Нью-Йорке происходило впервые. Гарриман достал телефон и, быстро набрав номер художественного отдела, вызвал фотографа.
Отзвонившись, он спросил, как найти преподобного Бака, и уже через несколько минут вышел к его палатке армейского образца у самого центра лагеря. Самого Бака репортер увидел внутри, – проповедник что-то писал, сидя за карточным столиком, как будто сошедший с портрета генерал эпохи Гражданской войны.
Гарриман уже хотел войти, но путь ему преградил юноша.
– Вы по какому делу?
– Пришел увидеть мистера Бака.
– Многие здесь пришли увидеть преподобного. Он занят, не беспокойте его.
– Я – Гарриман из «Пост».
– А я – Тодд из Левиттауна. – Холодно улыбаясь, помощник твердо стоял на своем.
«Говнюкам однозначно нельзя в религию», – подумал Гарриман и заглянул в палатку через плечо самозваного стража. Преподобный по-прежнему работал, – но Гарриман смотрел мимо него, на стены, где были пришпилены статьи, вырезанные из ранних выпусков «Пост». Его статьи.
Гарриман ободрился.
– Преподобный захочет меня увидеть. – Оттолкнув парня, репортер вошел и протянул руку: – Преподобный Бак?
– А вы? – Бак поднялся.
– Гарриман, «Пост».
– Преподобный, он вторгся силой... – начал помощник.
– Гарриман, – медленно улыбнулся Бак. – Все в порядке, Тодд, я ждал этого господина.
Тодд стушевался и отступил в угол. Тем временем Бак пожал протянутую руку, и кисть репортера чуть занемела. На преподобном была клетчатая рубашка с короткими рукавами и брюки из хлопчатобумажного твила – никаких полиэфирных костюмов, которые обычно позволяют себе проповедники. На мускулистом предплечье Гарриман увидел татуировку и догадался, что Бак в свое время отмотал срок.
– Вы ждали меня?
– Я знал, что вы придете, – кивнул Бак.
– Откуда?
– Это часть божественного плана. Присаживайтесь.
Усевшись на пластиковый стул, Гарриман достал диктофон:
– Разрешите?
– Как вам угодно.
Включив и проверив, работает ли прибор, Гарриман аккуратно поставил его на стол.
– Начнем, наверное, с этого самого плана? Расскажите о нем.
Бак благосклонно улыбнулся:
– Оглянитесь! Я – ничто, лишь грешный человек, который делает все возможное, чтобы выполнить волю Господню. И вам, мистер Гарриман, знаете вы или нет, в божественном плане отведена своя роль. Как оказалось, важная роль. Ваши статьи объединили нас – людей, уши которых слышат, а глаза видят.
– Видят что?
– Вознесение.
– Простите?
– Всевышний обещал, что в Судный день праведный вознесется на небо, а грешник опустится в грязь и огонь. – На миг Бак замялся, и Гарриман уловил легчайший оттенок сомнения. Похоже, преподобный сам оказался не вполне готов.
– Вы думаете, здесь – эпицентр Судного дня?
– Бог посылает мне знаки. Первым знаком стала ваша статья о смерти Гроува и Катфорта. Она заставила меня проделать путь от Юмы до Нью-Йорка.
– Кто же тогда те люди, что собрались в лагере?
– Они – спасенные, мистер Гарриман. А вне лагеря – обреченные. Ну а вы, мистер Гарриман? С кем вы?
Вопрос застал врасплох. Во взгляде проповедника сквозила мощь – преподобный здорово напоминал Распутина.
– А что лучше? – невесело рассмеялся репортер.
– А что лучше: вечность гореть в жупеле или блаженно сидеть у ног Иисуса?
У Гарримана оба варианта вызывали раздражение.
– Спрошу еще раз: с кем вы? Пришло время сделать выбор. Нельзя больше сидеть, гадая, с кем правда. Момент истины наступил, он приходит к каждому, пришел и к вам. Вспомните послание святого Павла к римлянам: «Нет праведного ни одного... Потому что все согрешили и лишены славы Божией»[53]. Раскайтесь и обретите рождение в любви Христа. Решайте: гибель или спасение?
Бак ждал ответа.
За воротник стекла струйка холодного пота. Что делать? В принципе Гарриман считал себя христианином... В определенном смысле. Хотя никак не ортодоксом, который даже спит в обнимку с Библией.
– Можно мне еще подумать? – Гарриман не ожидал такого поворота: в конце концов, вопросы здесь задает он.
– Подумать? О чем? Все очень просто. Помните, что ответил Иисус богатому юноше, возжелавшему вечной жизни: «...продай имение твое и раздай нищим...» «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Мистер Гарриман, вы готовы раздать свои земные богатства и присоединиться ко мне? Или уйдете, как тот юноша в Евангелии от Матфея?
Неужели все так и было? Может, в переводе слова Христа переврали?
– Узнай мы день конца света заранее, накануне ночью в веру обратились бы все. Страшный суд наступит, когда его ждут меньше всего.
– Но ведь вы его ожидаете. И очень скоро.
– Да. Бог ниспослал верному слуге знак – смерть, что произошла через улицу отсюда.
Тем временем подтянулись еще полицейские – они переговаривались и делали заметки. Эта Шамбала не продержится долго. Либо Христос поторопится, либо копы восстановят порядок. Власти недолго будут терпеть сотни людей, собравшихся гадить в кустах Центрального парка. В воздухе уже и впрямь витал запашок...
– Что, если вас разгонит полиция? – спросил Гарриман. Бак помолчал. На его лице вновь проявилось – и так же быстро исчезло – сомнение.
– Господь укажет мне путь, мистер Гарриман, – невозмутимо произнес преподобный. – Господь поведет меня.
Глава 59
Сначала д'Агоста услышал вой сирен – двунотные перепады нарушили покой сельской местности. Из-за ближайшего холма вынырнули лучи автомобильных фар. Машины ворвались во двор и, хрустнув гравием, чиркнули по потолку огнями мигалок.
Пендергаст встал с колен и, словно фокусник, спрятал пинцет.
– Переждем в капелле, – предложил он д'Агосте. – Добрые господа могут решить, что мы покушаемся на их место преступления.
Ужас все еще держал д'Агосту железной хваткой, и он смог только вяло кивнуть. Капелла? Неплохо. Даже очень неплохо.
Капелла находилась там, где и положено по традиции находиться капелле, – в дальнем конце большого зала. Изысканная барочная комнатка вместила бы священника и с полдесятка членов семьи. Электричества здесь не было, и Пендергаст зажег свечку в красной стеклянной подставке с алтаря. Устроившись на жесткой деревянной скамье, они с д'Агостой принялись ждать.
Почти сразу же на первом этаже с шумом распахнулась дверь. Шаги полицейских эхом отдавались от стен. Затрещали рации. Д'Агоста, глядя на маленький мраморный алтарь, по-прежнему сжимал крестик. Окруженный мерцающим красноватым светом и ароматом ладана и мира, сержант с трудом подавил желание встать на колени. Он, в конце концов, полицейский, и это – место преступления. Глупо верить, будто дьявол забрал душу Балларда. Однако посидишь вот так в темноте, напоенной запахом благовоний, и эта мысль покажется далеко не такой уж и глупой. Рука д'Агосты, сжимавшая крестик, дрожала.
Карабинеры наконец вошли в зал. Кто-то шумно вздохнул, кто-то сдавленно забормотал молитву. Затем полиция начала устанавливать прожекторное освещение и огораживать место убийства. Комната утонула в нестерпимо ярком свете, и один луч проник в капеллу, ударив в мраморного Христа за алтарем.
Отбросив длинную тень, в дверном проеме возник карабинер. Он был не в форме, а в сшитом на заказ сером костюме, на лацканах его пиджака поблескивали золотом знаки отличия. Обрамленный светом, офицер смотрел на д'Агосту и Пендергаста, сжимая в руке девятимиллиметровую короткоствольную «беретту».
– Rimanete sedervi, mani in alto, per cortesia, – сказал он спокойно.
– Нам приказали сидеть на месте и держать руки на виду, – перевел Пендергаст. – Мы полицейские...
– Tacete!
Ну конечно, на них все еще была черная форма, а на лицах – маскировочная краска. Одному Богу известно, за кого офицер принял друзей.
Карабинер подошел.
– Кто вы? – спросил он по-английски с легким акцентом.
– Специальный агент Пендергаст, Федеральное бюро расследований, Соединенные Штаты Америки. – Пендергаст раскрыл бумажник, где на одной половине красовался значок, на другой – удостоверение личности.
– А вы?
– Сержант Винсент д'Агоста, департамент полиции Саутгемптона, представитель ФБР...
– Basta. – Шагнув вперед, офицер взял бумажник у Пендергаста, посмотрел на значок, затем на удостоверение. – Это вы звонили в убойный отдел?
– Да.