Наиль Измайлов - Убыр
Я осторожно, чтобы не выпустить и не порвать золотой волосок, съехал вниз и сказал, стараясь не обращать внимания на влезшее под кофту сено:
– Веди меня сквозь свинарник.
Албасты пожала плечами.
– Где вчера, ну, позавчера ходила, – напомнил я.
Албасты кивнула и посеменила в нужную сторону.
Машин, кстати, так и не было, ни одной.
Я пошел следом, продолжая объяснять в сгорбленную спину, – просто остановиться не мог:
– Где заброшено все и где девка эта рыжая, воровка, блин. И кабаны. Твои, поди, дружки-то, вот и успокаивай. Я больше по заборам от свиней прыгать не хочу, поняла? Так что веди и придави их, не знаю там, чтобы смирно сидели.
Я вспомнил самое главное, и тут бабка резко остановилась.
– И телефон чтобы вернула… – сказал я, уже чуть не воткнувшись в албасты.
Сшиб бы с ног. Или наоборот. А может, она этого и добивалась, понял я и сказал:
– Э, ты чего? Сейчас волосок-то…
Тут я посмотрел вперед и обомлел. Огляделся – и обомлел еще сильнее.
Ночь была глубокой, но все равно можно было понять, что мы стоим на той самой деревенской улочке у тех самых кривых арматурных ворот, ведущих в тот самый свинарник – и дальше к Лашманлыку. И добрались от стога до ворот – ну, не знаю, не засекал, но примерно за время, нужное, чтобы вот эту улочку и пройти. Как будто она от стога начиналась. А она не от стога начиналась. Это мягко говоря. Я, прежде чем в стог залечь, долго зырил во все стороны, вперед даже прошел метров пятьдесят, но свинского хуторка не увидел. Да и в прошлый раз мы с Дилькой чесали будь здоров.
А. Во я дурак.
– А ты всегда так быстро ходишь? – спросил я горбатую спину.
Албасты пожала плечами.
Бойкая старушка. Подкованная.
Сейчас она бойкой не выглядела. Наоборот, стояла потупившись, какая-то тихая, покорная и жалкая. Может, устала. Может, мучило ее мое… как уж сказать… владычество.
Ничего, ей полезно помучиться. Я сказал, отодвигая ненужное сочувствие:
– Ну, давай со свиньями теперь разберись.
Если они до сих пор со спины не зашли, наверняка впереди поджидают.
Подумал и добавил:
– Пожалуйста.
Зря добавил. Не собиралась она ни с кем разбираться. Так и стояла, на жалость давила.
– Слушай… – зло начал я, но опомнился.
Она может не понимать таких слов – разберись там и так далее. Проще надо. Вот так:
– Там внутри такие твари есть. Они будут нападать на меня, поняла? А ты должна меня защитить. Ты же можешь, да?
Албасты кивнула.
– Так иди, дави их там.
Албасты потопталась на месте и толкнула ворота так, что они отлетели на петле и с лязгом врезались в забор. Я вздрогнул. Бабка шагнула во дворик, посмотрела налево, посмотрела направо и снова застыла.
– Ты боишься, что ли? – понял я. – Тебя спрашиваю: боишься?
Бабка пожала плечами.
– Ну, свиней боишься? Которые там сидят. Ну, должны сидеть. Черные, здоровые, внутри там, а?
Бабка помотала головой.
– Ну вот, иди и задави их.
Бабка помотала головой.
– Блин. Ну ты можешь свинью задавить?
Бабка кивнула.
– Ну слава богу.
Бабка поежилась.
– Ух ты! Слава… Ой. Все-все, извини. Ну вот, задавить можешь. А там три такие свиньи…
Бабка помотала головой.
– Чего? Не три? Нет свиней?
Бабка кивнула – может, показалось, но с облегчением.
– Там нет свиней? – переспросил я.
Бабка кивнула.
– А кто там тогда… А, не, не так. А девчонка там есть?
Бабка помотала головой.
– Точно? – спросил я.
Она не отреагировала.
Я покусал губу и решился.
– Короче, пошли тогда. Ты первая, я вот, с волоском. И если что… Ну, извини. Все, давай заходи внутрь и стой, пока я не скажу.
Албасты толкнула ворота и канула в черной тени.
Зря я ее отпустил от себя.
Она была жалкий, но враг. Не мой – всех людей. Хуже волка. Волк живет сам по себе, а нечисть живет, чтобы людей изводить. Я это знал с недавних пор. Нечисть можно подчинить – но только для того, чтобы она не вредила тебе. И лучше всего выходит, если она при этом вредит другим.
Я как раз собирался заставить албасты немножко повредить дурной этой девке, которая стырила мой телефон. То есть с девкой я бы и сам справился, а бабулю намеревался натравить на кабанов. Но если воровка будет возбухать, я, чем пачкаться самому, лучше на нее такую же дурную нечисть натравлю.
Могло, конечно, не срастись. Кто докажет, что албасты не попытается меня кинуть? Я зайду, а там свиньи тевтонской свиньей стоят, а албасты быстренько в сторону: минутку подождала – и свободна.
Поэтому я лихорадочно пытался вспомнить, как отгонять или подзывать свиней. В нормальной жизни я про такое вообще не слышал – свинину в чистом виде мы не употребляли, а деревенские родственники и в грязном виде не держали. Хотя все ели, конечно, сосиски с колбасами, которые без свинства не обходятся.
Из позапрошлой памяти тоже ничего не всплывало.
Я быстро огляделся и подобрал грязную толстую щепку. Значит, будем бить выше шеи, как лося. Луна спряталась. Я выдохнул и вошел в свинарник, держа руки так, чтобы и острие щепки торчало вперед, и большой палец цеплял волосок.
Там было как в ванной ночью, если свет отрубили. Ушей коня не видать, подумал я и сам не понял, при чем тут конь. Конем тут и не пахло. И свиньей тоже не пахло, сообразил я наконец. Позавчера вонь с ног валила и голову наизнанку выворачивала, а теперь словно в сарай зашел, пыльный, но неживой и совсем пустой. В котором никто не гадил, не ходил и не дышал минимум год.
И даже албасты не дышала.
Это мое дыхание долетало до дальних стен и, звеня, прилетало обратно.
Ё-мое.
Я почти шарахнулся обратно, но вместо этого плавно отступил влево и назад, держа наготове щепку и палец, и еще отступил, пока не уперся в стену. Стало чуть легче, но долго стоять было нельзя. Я шагнул еще чуть в сторону и чуть не снес затылок о выступ в стене. Затылок я в основном сберег, даже не зашипел, но под веками на мгновение стало очень светло. Жалко, что не перед веками. Но намек я понял, постоял, сделал полшага обратно и, стараясь делать все быстро, нашарил стукнувший меня выключатель, щелкнул плоским рычажком и прищурился, чтобы не ослепнуть слишком надолго.
Было бы странно, если бы свет зажегся – в таком-то дурном месте и когда он так нужен.
Свет зажегся.
Под потолком зазвенели и, мигая, по очереди залили все ртутным светом три длинные лампы со сложным названием.
Я повел щепкой перед собой, натянув петельку на руке и озираясь сквозь такой прищур, что виски заныли. Проморгался, еще раз обвел щепкой вокруг, вздохнул и бросил ее на грязный, но не загаженный бетонный пол.
Не было тут никаких свиней, никакой подлой девки, никакого свинарника и вообще никого. И албасты не было.
