Кладбище домашних животных - Кинг Стивен

— Запишите меня, пожалуйста, — сказала Рэчел. — Спасибо вам большое.

Клерк записал фамилию Рэчел и номер кредитной карточки. Рэчел встала, усталая, но немного ожившая. Она поглядела на отца.

— Папа, ты отвезешь меня в аэропорт?

— Надо бы мне сказать «нет», — отозвался Голдмэн. — Должен же я, наконец, остановить это безумие.

— Не смей! — закричала Элли. — Это не безумие! Нет!

Голдмэн замигал и отстранился от этого маленького вулкана.

— Отвези ее, Ирвин, — сказала тихо Дори в наступившем молчании. — Я тоже начинаю нервничать. Мне будет легче, если я узнаю, что с Луисом все в порядке.

Голдмэн укоризненно посмотрел на жену и повернулся к Рэчел.

— Я отвезу тебя, раз уж ты так хочешь. Я... Рэчел, я поеду с тобой, если это нужно.

— Спасибо, папа, но я взяла последние билеты. Будто Господь сберег их для меня.

Ирвин Голдмэн вздохнул. В этот момент он выглядел очень старым, и Рэчел внезапно подумала, что ее отец похож на Джуда Крэндалла.

— У тебя еще есть время собраться, — сказал он. — Мы доберемся до аэропорта за сорок минут, если поедем по дороге, по которой я ездил, когда мы с твоей матерью только что поженились. Дори, дай ей сумку.

— Мама, — сказала Элли. Рэчел повернулась к ней. Лицо девочки блестело от пота.

— Что, дорогая?

— Будь осторожна, мама, — сказала Элли.

49

Деревья вырисовывались странными силуэтами на фоне бегущих туч, подсвеченных огнями аэропорта, который был неподалеку. Луис поставил «сивик» на Мэсон-стрит. Улица проходила по южной стороне кладбища. Ветер колотился о дверь машины и толкнул его в грудь, когда он вылез, чтобы открыть багажник и достать оттуда кусок брезента, в который были завернуты его орудия труда.

Он находился в темной полоске между двух фонарей, стоя на обочине с завернутой в брезент связкой в руках, внимательно смотря по сторонам перед тем, как пересечь улицу по направлению к железной ограде, за которой лежало кладбище. Он вовсе не хотел, чтобы его заметили даже случайные люди из окон или проезжающих автомашин. Рядом с ним шелестели на ветру листья старого вяза. О Боже, ему было страшно. Ему предстояла безумная работа.

Никакого движения вокруг. На Мэсон-стрит горели фонари, уходя стройной шеренгой вдаль, мимо Фэйрмаунтской начальной школы, где, когда начнутся занятия, будут бегать мальчишки и девчонки, совсем не замечая кладбища, разве что в Хэллуин, когда их охватит некое мрачное очарование этого места. Может быть, тогда они осмелятся пересечь улицу и прицепить к высокой железной ограде бумажный скелет, хихикая над старой остротой: «Почему нельзя смеяться на кладбище? Потому что у всех, кто там лежит, всегда похоронное настроение».

— Гэдж, — прошептал он. Гэдж находился там, за этой оградой, он томился под рыхлой землей, и это не было шуткой. «Скоро я тебя вытащу, — подумал он, — скоро я вытащу тебя отсюда, парень».

Луис пересек улицу со своей тяжелой связкой, остановился на другой стороне, снова посмотрел по сторонам и просунул связку через ограду. Она тихо звякнула, упав на траву с другой стороны. Отряхнув руки, Луис отошел. Он запомнил место. Даже если бы он что-то перепутал, можно было идти вдоль ограды, пока не увидишь машину, значит, связка будет тут.

Но открыты ли ворота?

Он прошел вдоль Мэсон-стрит, ветер преследовал его и толкал в спину. Пляшущие тени толпились на его пути.

Он свернул за угол на Плэзант-стрит, продолжая идти вдоль ограды. Огни машины осветили улицу, и Луис предусмотрительно укрылся за вязом. Он увидел, что это не полиция, а просто грузовик. Едет на Хэммонд-стрит, а мотом, наверно, на шоссе. Когда машина проехала, он продолжил путь.

«Конечно, они будут незаперты».

Он подошел к воротам, образующим из железных прутьев форму собора, легким и изящным в отблеске уличных огней. Он подошел и толкнул их.

Заперто.

«Идиот, конечно же, они заперты — неужели ты думал, что кто-то оставит муниципальное кладбище где-нибудь в американском городишке открытым после одиннадцати? Никто, дорогой мой, и нигде. Ну, и что теперь?»

Теперь ему придется перелезать через ограду и надеяться только на то, что никто в это время не будет смотреть в эту сторону достаточно долго, чтобы увидеть, как он болтается на решетке, будто самый старый и неуклюжий ребенок в мире.

«Алло, полиция! Я только что видел, как самый старый и неуклюжий в мире ребенок карабкается на ограду Дивного кладбища. Похоже, он хочет там помереть. Да, все это выглядит подозрительно. Приезжайте, пожалуйста».

Луис прошел дальше по Плэзант-стрит и повернул направо. Высокая решетка продолжала тянуться рядом. Ветер стал холоднее, высушив капли пота у него на лбу. Его тень удлинилась и пропала в свете фонарей. То тут, то там он поглядывал на ограду, и наконец остановился и начал смотреть на нее внимательнее.

«Ты хочешь через нее перелезть, малыш? Не смеши меня!»

Луис Крид был довольно высок, но ограда возвышалась больше, чем на девять футов, каждый железный прут увенчивался декоративной пикой. Декоративной... пока вы не поскользнетесь на этой высоте и не плюхнетесь весом ваших двухсот фунтов на такую пику, скорее всего яйцами. И ней вы будете вертеться, как поросенок на вертеле и орать на всю улицу, пока кто-нибудь не вызовет полицию, она приедет и отправит вас в госпиталь.

Пот промочил его рубашку на спине. Стояла тишина, только с Хэммонд-стрит доносился отдаленный шум уличного движения.

Надо было что-то делать.

«Луис, подумай, что ты делаешь? Может, ты и свихнулся, но не настолько же. Даже если ты и заберешься на эту ограду, то нужно быть гимнастом, чтобы перебраться через нее и не напороться на эти пики. А если тебе это каким-то образом и удастся, то как ты надеешься перелезть обратно с телом Гэджа?»

Он пошел дальше, боясь, что обойдет кладбище кругом, так ничего и не придумав.

«А можно сделать и так. Сейчас вернусь домой в Ладлоу, а завтра приеду пораньше, днем. Пройду через ворота где-нибудь в четыре часа и спрячусь до полуночи. Иными словами, у меня будет время до завтра, чтобы еще раз все обдумать.

Замечательная идея, о великий Свами Луис... и что теперь делать с этой связкой, которую я перекинул на ту сторону? Кирка, лопата, фонарик... можно прямо написать на всем этом: «Набор для ограбления могил. Он лежит в кустах. Кто его подберет?»

Конечно, это имело смысл. Но сердце уверенно и твердо подсказывало ему, что он сегодня не вернется домой просто так. Если он не сделает этого сегодня, то не сделает никогда. Он никогда не решится на это безумие снова.

На пути его было несколько домов, — редкие квадратики желтого света мерцали на другой стороне улицы, и в одном из них он увидел отблеск экрана черно-белого телевизора — и посмотрев за ограду, заметил, что могилы здесь кажутся более старыми, округлившимися от многократной смены сезонов снегов и дождей. Здесь был еще один поворот, который мог вывести его на улицу, параллельную Мэсон-стрит, откуда он начал свой путь. И что он будет делать, вернувшись к началу? Заберет свои двести долларов и уедет? Признает поражение?

Улицу опять осветили огни машины. Луис укрылся за деревом, выжидая, пока она проедет. Этот автомобиль ехал очень медленно, и через минуту на пассажирском сиденье вспыхнул белый свет, осветивший прутья ограды. Сердце его бешено забилось. Это была полицейская машина.

Он плотнее прижался к дереву, к его грубой коре, в безумной надежде, что оно достаточно велико, чтобы заслонить его. Луч прошел рядом с ним. Луис пригнул голову, пытаясь спрятать белеющее в темноте лицо. Луч достиг дерева, на миг исчез и опять появился с другой стороны. Некоторое время он перемещался по дереву.

Луис ждал, когда вспыхнут красные огни, откроются дверцы машины, и луч упрется в него, как указательный палец. «Эй ты! Ты, за деревом! Стой на месте, и мы хотим видеть, что у тебя в руках ничего нет! А теперь выходи!»

Машина остановилась. Она доехала до угла, просигналила и повернула налево. Луис прислонился к дереву, тяжело дыша, с пересохшим ртом. Он надеялся, что они не обратят внимания на припаркованный «сивик», но ничего страшного не было — на Мэсон-стрит ночная парковка не запрещена. Там стояли и другие машины. Может быть, их владельцы жили в соседних домах.