Кодзи Судзуки - Петля
Поначалу детская внешность Ханы ввела Каору в заблуждение. Удивленный и раздосадованный ее молчанием, он полагал, что она не отвечает, поскольку ей самой ничего не известно, и принимал ее невинное выражение за признак неведения.
Однако за детской внешностью Ханы скрывались недюжинные способности. Через некоторое время Каору привык к ней. А то, что она всегда была под рукой, оказалось совсем не лишним.
Хана ставила Каору капельницы, под ее руководством он принимал антибиотики, она следила, чтобы он высыпался.
Она работала в полном молчании. Все ее действия выглядели излишне расторопными. Это из-за того, подумал Каору, что она хочет поменьше его касаться. То, что она отлично справлялась со своими задачами, Каору отнес на счет ее опытности, но в ее руках, касавшихся его тела, была заметна неуверенность. В том, что она тайком поглядывала на него, как будто рассматривала что-то необычное, тоже чувствовалась определенная неестественность. Это все больше привлекало внимание Каору.
С момента, как он впервые увидел Хану, прошло два дня. Почувствовав, что медсестра сейчас войдет в комнату, Каору притворился спящим, а сам стал смотреть сквозь чуть приоткрытые веки. Хана, торопливо меняя емкость капельницы, бросила на него полный любопытства взгляд. Так обычно смотрят на что-то пугающее. С другой стороны, в этом взгляде был заметен интерес.
Сменив капельницу, Хана укрыла Каору одеялом и с опаской поглядела на него. Она, без сомнения, была уверена, что он спит. Только притворившийся спящим Каору все еще думал, что она за ним следит.
Он резко открыл глаза и схватил Хану за руку. Он не хотел ее пугать, но она закричала. Крик застрял где-то в горле, и наружу вышло только сиплое «А-а!».
— Почему вы смотрите на меня как на привидение? — медленно, делая ударение на каждом слове, спросил Каору.
Желая прежде всего успокоить его, Хана свободной рукой схватилась за щеку и даже не пыталась сопротивляться. Она не выдирала руку и не морщила лицо. Подавив крик, она удивленно уставилась на Каору. Ее испуганное миловидное личико действовало успокаивающе.
— Я хочу знать, почему вы на меня так смотрите? — повторил свой вопрос Каору.
Хана печально опустила взгляд.
— Простите, — ласково сказала она.
На вопрос Каору она так и не ответила. Это «простите» можно было понимать двояко. Как «простите за то, что я смотрела на вас как на привидение». Или «простите, что ничего не могу вам ответить». А может, тут были оба этих смысла.
Каору отпустил руку.
Хана выполняла обязанности медсестры. Вести посторонние беседы ей было запрещено. Отвечая на вопросы Каору, она могла бы невольно выдать лишнюю информацию. Однако, понимая чувства молодого человека, она решила отступить от правил.
Несмотря на то что Каору отпустил ее руку, она продолжала стоять у его кровати.
— Вам не тяжело говорить? — Выполняя профессиональный долг, она прежде всего спросила пациента о состоянии его здоровья.
— Да не особо, а поговорить очень хочется.
— Ну, хорошо, расскажите о себе.
— О себе? Что?
— Ну-у, скажем, с самого рождения до сегодняшнего дня. Абсолютно все.
— Ну, расскажу, и что дальше?
— Я перестану смотреть на вас как на привидение.
Каору решил, что, узнав о Хане побольше, он сможет сформировать определенный взгляд на нее.
— Только можно сначала я расспрошу вас?
Хана насторожилась.
— Может быть, невежливо об этом спрашивать, но мне интересно, сколько вам лет?
Хана рассмеялась. Не иначе как ее уже много раз спрашивали об этом.
— Тридцать один год, замужем, двое детей, оба мальчики.
От удивления у Каору чуть челюсть не отвалилась. Хана казалась ему еще совсем девочкой, а на самом деле ей тридцать один год — на одиннадцать лет больше, чем ему. Да что там, у нее двое детей... Такого он никак не ожидал.
— Удивительно.
— Все так говорят.
— Я-то думал, что вы младше меня.
— А вам сколько?
Каору сказал, что ему двадцать. Хана, захлопав ресницами, тихо произнесла:
— Надо же.
— Наверное, я выгляжу старше. Но мне на самом деле двадцать.
Каору потрогал себя за щеку. Он ни разу не брился с тех пор, как приехал в пустыню, и поэтому, возможно, выглядел гораздо старше своих лет.
Он приходил в себя после пережитого шока. Та, которую он считал девочкой младше его самого, оказалась на самом деле много старше. Теперь ему надо обращаться с ней деликатнее.
Разговор о возрасте стал одной из отправных точек. Теперь, пока Хана ухаживала за Каору, он рассказывал о себе.
Хана была отличным слушателем. Правда, она уходила и приходила по нескольку раз на дню, поэтому рассказывать приходилось урывками. Однако, несмотря на это, Хана, не теряя нити повествования, смогла узнать всю жизнь Каору до сегодняшнего момента.
А ему разговоры с Ханой были в радость. К тому же он мог еще раз проанализировать самого себя. Постепенно в этих беседах разворачивалась вся его жизнь. Он вспоминал, о чем думал в детстве, какие видел сны, как жил с отцом и с матерью, как они решили поехать вместе с семьей в американскую пустыню...
Временами рассказывать становилось больно. Тяжелее всего было говорить о болезни отца. Все мечты рухнули в один миг. Они с матерью жили в постоянных разъездах между домом и больницей. Через несколько лет выяснилось, что отца поразил вирус метастазного рака и что надежды на его выздоровление практически нет. Мать, правда, не сдавалась и верила, что в мифах североамериканских индейцев можно найти ключ к чудесному избавлению. Она с головой ушла в эти мифы. Болезнь отца, отчаянье погрузившейся в мир таинственного матери... В конце концов юноша, разочаровавшийся в космической физике, переключился на медицину.
Рассказывая, Каору все больше погружался в печаль. По его подсчетам, за четыре дня на разговоры с Ханой ушло два или три часа. За это время всю жизнь не вспомнить. Многое Каору пропустил. Порой, описывая безрассудства отца, он начинал плакать.
Жизнь, о которой можно рассказать за два-три часа... Возможно ли такое? Правда, некоторые детали ускользали от него, теряясь в тумане памяти.
— Вы любили когда-нибудь? — как будто подгадав момент, спросила Хана. Каору не знал, стоит ли рассказывать о Рэйко. Если бы Хана не задала этот вопрос, он, возможно, и промолчал бы.
А раз уж разговор зашел о Рэйко, то, естественно, нельзя будет обойти и Рёдзи. Воспоминания о нем были не столько печальными, сколько болезненными. Каору со стыдом думал о том, как начинались их с Рэйко отношения. К тому же комната, где они сблизились, чем-то походила на ту, в которой он сейчас находился. В той, правда, через два больших окна лился внутрь яркий свет и была видна зелень во дворе. Однако цвет стен и размеры комнат были практически одинаковыми.
