Дарья Беляева - Крысиный волк
Некоторое время они ласкали друг друга, размазывая кровь. Шацар шептал что-то ей на ухо, и Амти не могла вспомнить ни слова. В какой-то момент Амти поняла, что Шацар больше не шепчет. Однако, голос его она слышала.
Он говорил:
— Строго говоря, это все. Ты выполнила свою часть обещания. Моя очередь.
Затуманенным взглядом Амти следила за тем, как на листке бумаги Шацар испачканным в крови пальцем чертит схему.
— Для твоего друга. На случай, если ты плохо объясняешь дорогу. Тебе план не нужен.
— Почему? — спросила Амти, прошептав одними губами, она не была уверена, что он услышит. Но он услышал.
— Потому что я скажу тебе, куда ехать.
Шацар говорил, но Амти видела, что губы у него не шевелятся. Он вздохнул, резко провел ногтями по своей ране, и Амти почувствовала боль в собственной.
— Приди в себя.
Он отнес Амти в ванную, обработал ее рану, и Амти видела, как он сам чуть вздрагивает, будто это он чувствует жжение антисептика. Одев ее, Шацар сказал, все так же, не открывая рта:
— Я объясню тебе как добраться до маяка. Скажи своему другу, что вам нужно в Гирсу. А потом отдохни в поездке.
Шацар вложил ей в руку бумагу с планом, начертанным их кровью.
— На всякий случай.
Амти вцепилась в него, чтобы не упасть от усталости.
12 глава
— Подожди, Шацар! Подумай дважды, прежде чем ты решишь это делать!
— Я думаю над этим уже месяц. По моим подсчетам, гораздо больше, нежели дважды.
Мардих кружил над ним, пока Шацар собирался. Шацар предпочел бы, чтобы он заткнулся, однако Мардиха было не унять.
— Ты не понимаешь! Это непоправимо! Уж кто как не старый Инкарни всегда рад какому-нибудь трупу, однако я не хочу, чтобы ты страдал!
— Жизнь сорокопута размягчила твое сердце, Мардих.
— Я накалываю мышей на ветки! Каждый день!
— Впечатляет.
— Для человека, который каждый день отправляет на смерть десятки людей уж, конечно, не потолок! Но послушай меня, Шацар! Ты ведь ее любишь!
— Да. Я пытался с этим смириться много лет. Но я не могу. И я не могу сделать ее своей. Потому что Мелам — мой друг. Я был бы плохим другом, если бы увел его жену. Поэтому она должна исчезнуть.
Шацар дошел до последней черты. Все шло идеально, кроме одного — Митанни. Она не давала ему спать, не давала ему думать. Она должна была принадлежать ему или умереть. Но ее мужем был его лучший друг, поэтому один из двух вариантов Шацар выбрать не мог.
Она должна была исчезнуть. Шацар все продумал. Пистолет с глушителем оттягивал карман.
Разумеется, было достаточно людей в Государстве, которым он мог бы это поручить. Однако, Шацару не хотелось давать кому-либо в руки такой компромат на него. Кроме того, ее убийство было бы актом их единения. Как секс. Единственным возможным способом сблизиться с ней была смерть.
— Но если тебя раскроют!
— Вероятность есть всегда. Однако, я постараюсь себя обезопасить. Даже те, кто знает меня достаточно хорошо, как Мелам, считают, что моя магия ограничивается обездвиживанием. Они не понимают, что она глубже. Я остановлю процессы разложения в теле Митанни. К тому времени, как ее найдут, тело все еще будет казаться свежим. А у меня уже будет алиби. У Митанни много завистников, отвергнутых поклонников. Ими и займутся. Когда мы с Меламом поедем в морг, а он позовет меня, я верну ее телу нормальную скорость разложения. Проблема решена. Главное, не портить ей лицо. Ее должны опознать быстро, она известная актриса. Иначе могут заметить, что она нетленна.
Шацар говорил об этом просто, так говорят о планах на поездку. Однако, впервые от мысли о чьей-то смерти ему было больно. Он застегнул пальто, Мардих хотел вылететь за ним, но Шацар закрыл дверь прямо перед его клювом.
Не хватало Шацару еще нотаций.
Он решил не брать машину и пройтись пешком. Свежий воздух будоражил сознание. При мысли о смерти Митанни Шацар впервые за все эти годы почувствовал себя хорошо. Больно, но хорошо. Свобода, наконец-то. По дороге в ее дом, он насвистывал ее любимую песню.
Митанни открыла не сразу. В комнате истошно орал ребенок, их с Меламом девочка. Вид у Митанни был крайне изможденный, даже макияж этого не скрывал. Ее красное платье тем не менее имело такой вид, будто она прямо сейчас готова была сесть в лимузин и отправиться за кинопремией. В этом была вся Митанни — даже дома, даже не ожидая гостей, он выглядела так, будто камеры и сейчас направлены на нее.
Митанни говорила, это помогает ей не расслабляться. Жизнь — одно большое кино.
Митанни некоторое время смотрела на него, прежде чем впустить его за порог.
— Как ты? — спросил Шацар.
— Не спала всю ночь.
— Ребенок орет.
Митанни посмотрела в комнату, потом махнула рукой.
— Наверное, голодная, — предположил Шацар.
— Точно нет. Просто она меня ненавидит. Ей даже не нравится, когда я к ней прикасаюсь. И она так похожа на Мелама, было бы в ней хоть что-то мое.
Ребенок орал не переставая, как у нее только воздуха хватало. Шацар однако не чувствовал дискомфорта. Иногда едва заметные звуки причиняли ему физическую боль, почти пугали. Однако все, что было достаточно монотонным, успокаивало.
Митанни проводила его на кухню, принялась заваривать кофе.
— Как вы ее назвали?
— Не знаю. Да как угодно, — сказала Митанни, не отвлекаясь от кофе на огне, а потом вдруг крикнула. — Да заткнись ты! Ради Света, заткнись уже!
Шацар закурил и предложил сигарету Митанни, она не отказалась. Судорожно затянувшись, она запрокинула голову и выпустила дым. На сигарете осталось яркое пятно от ее помады.
— Знал бы ты только, как я ее ненавижу, — сказала она. — Я здесь с ума сойду. Не хочу к ней даже подходить больше. Полгода температуришь и падаешь в обмороки, потом никакого кино, никакой жизни, а теперь это чудовище! И она мешает Меламу работать, его теперь почти нет дома.
— Успокойся, Митанни. Отдайте ее в детдом, — сказал Шацар спокойно. — В чем проблема?
Митанни покачала головой. Они с Меламом всегда так делали, когда он не понимал чего-то очевидного.
— Мелама почти нет дома, кроме того, потому что он занимается делами государственной важности.
— Делами государственной важности, — передразнила она, а потом вдруг расплакалась. Шацар совершенно не знал, что делать. Наверное, полагалось ее обнять. Но когда Шацар сделал шаг к ней, она отступила.
— Все нормально, — сказала она. Если раньше Митанни охотно обнимала его сама, дразнила, сейчас она вела себя с ним как-то испуганно. У женщин чутье, как у кошек.
Митанни разлила кофе и села за стол. Косметика у нее потекла, черные разводы спускались к щекам.
