Елена Усачева - Большая книга ужасов – 43
– Прекрати! – страшно расширила глаза мама и ушла.
Пулейкин утомленно откинулся на подушку. Это еще ничего, вот когда придет папа – он вполне может и по шее получить.
– Кем ты станешь после всего этого? – Мама ухитрилась вернуться быстро и бесшумно.
– Волшебником, – буркнул Юрка, вспоминая недавнее сочинение. Им еще результаты не объявляли. А как объявят – крику будет куда больше…
– Дворником! – Мама кошкой метнулась к его рюкзаку. – Ты в свой дневник когда последний раз заглядывал? Это что за оценки?
Ну да, если химичка уже звонила, успела доложить, что за оценки в последнее время нахватал Пулейкин. Но он ведь был занят, честное слово! Он жизни спасал!
– Ты зачем в школу ходишь? – Дневник полетел в угол. – Кем ты собираешься вырасти?
– Человеком, – Пулейкин отвернулся.
– Из таких, как ты, люди не получаются! – загремела мама. – Только уголовники! – Она пробежалась по комнате, зачем-то посмотрела в окно. – Но скатиться на дно я тебе не позволю! Я тебе не дам превратиться в ничто! Никаких друзей и прогулок. Сядешь за учебники, запишешься на курсы, начнешь готовиться в институт. В следующем году я переведу тебя в лицей при университете. Будешь учиться на экономиста. Вырастешь, начнешь работать с отцом. И только попробуй ослушаться! – Мама стояла рядом, грозно смотрела на Юрку. За крупную вязку ее свитера зацепился маленький пластмассовый пропеллер модели самолета. – Собственными руками задушу. А пока – сидишь дома, думаешь о своем поведении! И если рядом с тобой я еще раз увижу Емцова и Муранова – ты перейдешь в другую школу!
Прибалдевший от груды этих заявлений Юрка молчал. Почему-то он не сомневался, что мама выполнит все свои угрозы. И про другую школу, и про лицей, и про его будущую работу с отцом.
Затрезвонил телефон, и мать походкой Наполеона после битвы под Ватерлоо вышла из комнаты.
Голова Юркина от ее криков звенела. Еще и удар ведром по макушке сказывался.
– Что вы говорите? – еще не отойдя от недавнего буйства, мама кричала в трубку. – Ну, конечно, придумали! Это же мальчишки. В этом возрасте они все горазды на выдумки.
Юрка вжал голову в плечи. Что-то ему подсказывало, что Емцов не выдержал и все рассказал родичам. Хотел, чтобы ему помогли. Как же! «02» и «03» – вот и вся помощь.
– Конечно, помню! Мы тоже писали такие письма. Глупости, уж поверьте мне! Все это для того, чтобы оправдать свою лень! Что ваш сын за последнее время получил? Вот видите! И у моего двойки. Фантазеры!
Мама вышагивала по коридору, и слышалось в ее поступи нечто знаковое. Так, наверное, судьба подходит к твоей квартире, стучит в дверь, и уже никуда нельзя деться – остается только идти за ней.
– А что тут думать? Пусть сидят дома, и никаких встреч! Завтра воскресенье. Пусть уроками займутся!
Что там дальше говорила мама, Юрка не слушал. Потому что вдруг понял, что это конец, верная смерть. Они все – и он, и Митька, и Влад, и даже истеричная Вербицкая – теперь сидят по одному, каждый у себя дома. К ним теперь может заявиться кто угодно и сделать что угодно. И никто им не поможет. Взрослые им не верят, а единственный, кто мог бы во всем этом разобраться и помочь, – Анька Леонова – пропала. Никто и не подумал ее искать. И если перед этим Черная Девочка больше пугала их, подталкивала к действиям, то теперь всё – она придет забрать их жизни.
Им надо быть вместе! Им нельзя оставаться по одному! Пусть мама так и скажет емцовской мамаше!
– Конечно, пусть посидят одни! – припечатала мама.
– Нет, мама! – выскочил в коридор Юрка.
Топ, топ, топ… Маленькие ножки уверенно ступали по паркету. Взгляд черных глазок безошибочно уперся Юрке в лоб.
Он не успел вздохнуть. Сделал привычное движение, расправляя легкие, чтобы в них вошла жизнь, но тело его уже не слушалось. Оно подчинялось смерти.
Последнее, что он увидел, – обнаженные в улыбке маленькие остренькие зубки… и Юрки Пулейкина не стало.
Глава шестая
Тридевятое царство
Дверь неприятно скрипела, заставляя останавливаться и оглядываться назад. Она все скрипела и скрипела, хотя ее никто не трогал. С балкона второго этажа капала вода. Прямо на жестяное полотно, закрывавшее подвальное углубление. Ржавое железо плюс вода – получался мерзкий, продирающий до пяток звук. Ручеек с края железного листа вяло тек к ногам людей, желавших войти в подъезд.
Дом словно вздохнул, заставив дверь застонать. Деревянная обивка заскребла по асфальту.
– Надо идти.
Так было решено. После исчезновения Пулейкина, после ночных кошмаров надо было как-то найти Леонову. Поиски они начали с ее дома. Где обычно находится человек в воскресенье утром? Нормальные – дома. Психи – где угодно. Не с той ноги встал, не ту метлу взял, еще и полетел не в ту сторону, куда глаза глядели.
Митька сжал кулаки и стал похож на десантника, высадившегося на вражеской территории. Высокие зашнурованные ботинки, заправленные в них штаны, черная куртка, капюшон собран, его шнурок туго завязан на шее. Шапочка натянута по самые глаза. Щеки бледны и как будто испачканы – то ли тень на них падала, то ли с утра не умылся, то ли специально подготовился.
– Куда там дальше-то? – Емцов спросил, но с места не сдвинулся.
– Пятый этаж, – вздохнул Влад и тоскливо посмотрел на балкон, с которого капала вода.
– Да что они – сговорились, что ли? – Митька еще помнил, как они вчера шли к Ваське. Почему-то подъем по лестнице дался ему с трудом. Может, потому, что обычно ему так высоко подниматься не надо. Третий этаж у него всего-то, не пятый.
– Совпадение, – вяло дернул плечом Влад.
И они все стояли, стояли… Муранов сунул кулаки в карманы – перчатки ему так и не вернули, а без них у него сильно мерзли руки.
– Дальше-то куда? – Своими вопросами Емцов словно зарабатывал себе право лишнюю минутку побыть на улице, оттянуть «начало конца».
– Никуда, – буркнул Муранов, и Митька вздрогнул. Влад понял, что сказал что-то не то, и поспешил исправиться: – В смысле – прямо. Обивка на двери такая… коричневая, драная. И звонок.
«Надумавшая» что-то входная дверь начала закрываться. Митька придержал ее рукой.
– Звонок – это удобно, – философски изрек он.
– Ну да, – вздохнул Влад и, обойдя приятеля, вошел в подъезд. Стало отчетливо слышно, что где-то капает вода. По лестнице тянуло сквозняком, было неприятно и холодно. Мокрые ступеньки противно подчавкивали на каждом шагу. Ветер подвывал, уносясь в решетку подвала: «Иди… Иди…»
– Протухло у них здесь что-то, – поежился Емцов. Высокий, сгорбился, став почти одного роста с Мурановым.
Первый этаж, второй. Капало все громче, около одной из дверей собралась приличная лужица.
