Ирина Баздырева - Песня волка
— Послушай, — начал Элк, что-то почувствовав.
— Не надо, — дернулась она. Если он теперь начнет объясняться, уговаривать, доказывать станет еще хуже. Она должна справиться с этим сама.
Элк замолчал и резко газанул вперед. Они неслись по прерии на полной скорости, и Эшли казалось, что из нее вытряхнули не только все мысли и чувства, но и саму жизнь. Когда он остановился и сказал, что дальше они пойдут пешком, она не сразу поняла его, так у шумело в ушах.
— За что же вы меня штрафовали, шериф? — переводя дыхание, спросила она, со стоном выбираясь из "скаута". — Я отбила себе все что можно.
Он усмехнулся и, прихватив фонарик, соскочил на землю, а Эшли, сойдя с машины, тут же увязла тонкими шпильками в земле.
— У нас проблема? — спросил он, посветив на ее лодочки.
— У нас нет проблем, — заверила она его, уже сомневаясь в этом.
Элк выключил фары, захлопнул дверцу и, взяв Эшли за руку, повел за собой. Эшли то и дело оступалась и останавливалась, когда каблук застревал то в земле, то меж корней деревьев, что сильно замедляло их движение. В конце концов, после того, как едва не подвернула ногу, она сняла лодочки и дальше пошла босиком.
Элк шел впереди, по прежнему держа ее за руку, освещая тропу фонарем. Эшли семенила за ним чуть ли не на цыпочках, чтобы не наступить на острый сучок, колючку или камень, но с каждым шагом становилось все хуже. А когда она сильно ушибла большой палец ноги о выступающий из земли узловатый корень, и, не сдержавшись, вскрикнула, Элк остановился.
— Послушай, ты так себе все ноги изранишь. Будет лучше и намного быстрее, если я возьму тебя на руки.
— Нет… я справлюсь… ой! Ну, хорошо…
И тут Элк тихо рассмеялся, качая головой.
— Держи, — он сунул ей в руку фонарь и подхватил Эшли на руки.
Она несмело обняла его за шею и, держа в другой руке фонарик, светила им перед собой на тропу. Он нес ее легко, без всяких усилий, ни разу не сбившись с шага. Эшли чувствовала силу его рук и вопреки ожиданию, ее нисколько не стесняли и не смущали его вынужденные объятия, может быть потому, что впереди ждало испытание посерьезнее.
Страшась поначалу, что почувствует его недвусмысленное нетерпение и мужскую агрессию, которая непременно оттолкнет ее, вызвав приступ отвращения, она понемногу успокоилась, не почувствовав ничего, кроме его отрешенности. Словно шерифа донимала какая-то забота и, ему было не до нее. Он не делал ничего, чтобы дать понять, что она никуда не денется от него.
Прыгающий луч фонарика вырывал из темноты мимолетные и нереальные куски окружающего. В его неверном свете, что отогнал на миг слепую тьму, показалась темная хижина и камень возле нее. Их вид пробудил тяжкие воспоминания от той ночи и у нее пробежали невольные мурашки страха. Показалось ей или нет, но на какой-то миг Элк прижал ее к себе, но так, словно успокаивал.
До них донесся запах сырости, мокрой травы и журчание ручья. Элк аккуратно опустил ее на ноги, испустив вздох облегчения. Эшли удивленно посмотрела на него. Он ведь даже не запыхался. Если бы она знала, чего стоило ему подобное спокойствие.
— Я разведу костер, — пробормотал он, подбирая котелок у костровища, и быстро зашагал к ручью, вломившись в кусты.
Эшли постояла немного, пока окончательно не привыкли к тишине жуткого одиночества и, светя себе фонариком, устроилась у костровища, на том месте, где три дня назад, они ночевали с Джози. Ей было не по себе, и она мысленно торопила Элка вернуться. Он появился с котелком воды, но пошел не к костру, а в хижину, из которой появился с одеялом.
— Все в порядке? — спросил он, подходя к Эшли.
— Да, — ответила она, заметив что лицо его влажное и по нему стекают крупные капли, видимо он плеснул себе в лицо водой из ручья.
Он расстелил на земле одеяло, разжег огонь и приладил над ним котелок с водой. Сев рядом с девушкой, достал трубку, мешочек с табаком, священную палочку и томагавк, разложив все это перед собой. В руках у него оказалась курительная трубка, принадлежащая Ждущему у Дороги, которую он разжег, тихо напевая молитву Гитче-Маниту. Раскурив, он поднял ее, дымящуюся, над собой и поклонился на четыре стороны света. Вода в котелке закипела. Элк омыл в дыму трубки лицо и руки и, развязав кожаный мешочек, висевший среди амулетов на груди, кинул в кипящую воду щепотку сушеных трав, продолжая свое монотонное пение. По поляне разошелся терпкий аромат трав. Не переставая петь, он зачерпнул в котелке алюминиевой кружкой кипящий настой и, подойдя к камню, плеснул на его разрисованную поверхность.
Вернувшись, бросил на горячие угли душистую траву. Очистил над дымом священную трубку и томагавк. Затем поднял томагавк, направил его на четыре стороны света и вдруг ударил им в землю на западной стороне от камня. Снова подняв томагавк к четырем направлениям, он ударил им землю с северной стороны. Зайдя за камень, он видимо проделал то же и для двух других сторон света. После этого обхода, Элк коснулся камня своим топориком, продолжая призывать Великого Духа. Потом в ход пошла священная палочка. Очистив ее над дымом костра и опять предложив ее четырем направлениям света, он начертил ею на земле четыре линии, так что все они сходились к священному камню. Предложив палочку небесам, он коснулся ею камня.
— Это алтарь, — объяснил он, внимательно наблюдавшей за ним Эшли, показав на рисунок, нареченный им на земле. — Священный камень стал центром Земли и он теперь является местом, где обитает Вакан-Танка. Он приведет к нам моего помощника духа-покровителя. Если все удастся, мы изгоним демона обратно в его подземный мир. Теперь я раскурю священную трубку с Отцом Всего Сущего.
Он разжег трубку, прижал ее чубук к груди, потом поднял над головой, словно предлагая ее тому, кто будто бы стоял сейчас перед ним и только после этого затянулся сам.
Эшли поймала себя на том, что наблюдать за ним доставляет ей удовольствие. Он с такой сосредоточенностью совершал ритуал, словно для него не существовало больше ничего на свете, и потому старалась не напоминать о себе. Она видела, насколько это важно для него. Элк докуривал трубку. Не решаясь нарушить молчание, Эшли задумалась над своим отношением к проведенному ритуалу. Совершенно очевидно, что она отнеслась к нему более чем серьезно. Она верила обряду, ни тени сомнения, или хоть маломальского скептицизма не возникло у нее по отношению к нему.
Она посмотрела в неподвижное, совершенно бесстрастное лицо Элка. За все время, что она наблюдала за ним, оно оставалось неизменным, не выдавая своим выражением обуревавших его чувств. Казалось, будто его мимические мышцы атрофировались, потеряв способность двигаться. Узкие жесткие губы медленно выпускали дым. Едва двигался тяжелый подбородок. Высокие скулы, длинный, хорошей формы, нос с резко очерченными ноздрями, высокий гладкий лоб, казались в неверных отсветах костра изваянными из темного камня. И только глубоко посаженные под прямыми густыми бровями глаза выдавали тот огонь, что горел в нем. От красноватых бликов, дрожащих на длинных, рассыпавшихся по плечам, волосах вождя, Эшли перевела взгляд на небо.
