Питер Стауб - Пропавший мальчик, пропавшая девочка
Марк так и не сказал другу, что просила его сделать Люси, но у Джимбо – как и у меня – было ощущение, что это какая-то личная просьба. По словам Джимбо, Марк про это больше не сказал ни слова, только обмолвился, что размышляет над выбором, предложенным Люси. Поначалу Джимбо решил, что Марк сомневается, стоит ли ему признаваться, что он выдумал Люси Кливленд с целью произвести на него впечатление. Однако когда Марк заговорил, стало понятно, что дело в другом.
Он хмыкнул, и Джимбо спросил:
– Йоу, а чего смешного?
– Да так, просто вспомнил кое-что, – ответил Марк.
– Надеюсь, приличное.
– Знаешь, я тогда в гостиной сидел, ждал – вдруг она покажется, а ведь ничего о ней не знал, даже имени. Тогда она для меня была просто Присутствие. Единственное, в чем я был уверен, – что она в доме со мной и что она становится ближе. Сижу на нижней ступеньке лестницы, а передо мной разложено это дурацкое барахло: молоток, фонарик, «фомка». И вдруг чувствую какой-то очень приятный запах.
Марк чувствовал, знал, понимал: внезапное дуновение этого аромата означало, что Присутствие вот-вот явит себя ему.
Марк продолжал:
– Я никак не мог определить, что это за запах. Он был жутко знакомым, таким, знаешь, будничным, «повседневным», но очень приятным. Тут я услышал чьи-то шаги за дверью стенного шкафа: значит, она спустилась по потайной лестнице и вот-вот выйдет из шкафа. Потом слышу, поднимается панель и она делает два шага к дверце шкафа. И в тот самый момент, когда она открыла шкаф и вышла, до меня дошло, что это был за запах. Не поверишь. Шоколадное печенье! Так пахнет, когда печенье еще в формочках в духовке, но уже почти готово – такое вкусно-коричневое…
Для Джимбо это был сигнал, что Марк окончательно свихнулся. Красивая женщина пахнет шоколадным печеньем? Что может быть нелепей?
Нет, сказал ему Марк, Люси Кливленд не пахла шоколадным печеньем. Люси Кливленд пахла… как бы тебе сказать… солнцем, и молодой травой, и свежим хлебом – всем вместе, если она вообще чем-то пахла А запах этот был как знамение, как трубный звук фанфар. Это был знак: она здесь, она сейчас войдет.
Джимбо оставалось только изумленно смотреть на друга.
Марк соскочил с дивана и сказал, что отец так и не заметил его отсутствия ночью. Филип перестал контролировать соблюдение «комендантского часа». Он совсем забросил Марка, и оба – отец и сын – кружили по дому, как отдаленные планеты на своих орбитах, связанные лишь законами притяжения.
Джимбо спросил Марка, куда он собрался сейчас и не нужен ли ему компаньон.
Нет, ответил Марк. Он только что вышел и не успел как следует подумать. Поэтому прогулка в одиночестве сейчас очень кстати.
Примерно между 7.15 и 7.30 патрульный Джестер заметил моего племянника сидящим на одной из скамеек, что тянулись вдоль ведущей к фонтану аллее. Со стороны казалось, что мальчик глубоко задумался и решает какую-то серьезную задачу. Губы его шевелились, но патрульного Джестера вообще-то совершенно не интересовало, что там парень нашептывал себе под нос Все равно не слышно.
Когда Джимбо Монэген рассказывал, как Марк шагал по дорожке и махал ему на прощанье рукой, он казался таким несчастным, что с трудом мог продолжать. Мальчик бессильно сполз по спинке дивана.
– Как ты думаешь, что с ним произошло после этого? – спросил Тим.
Джимбо посмотрел ему в глаза, потом скользнул взглядом в сторону.
– Все знают, что случилось с Марком. Он пошел в парк Шермана, и там «убийца из парка Шермана», или Черный человек, или черт знает кто он, сцапал его. Марку даже в голову не приходило подумать о безопасности. Только не спрашивайте, о чем он думал, потому что я не знаю, что вам ответить. Он был весь с головой в своем собственном мире. – Полные слез глаза вновь встретились с глазами Тима – А если вам не наплевать, о чем думаю я, так вот: я думаю, его сожрал этот гадский дом. Он сразу же, с самого начала, впился в него. Он полностью изменил Марка.
– А как же Люси Кливленд?
– Не было никакой Люси Кливленд, – горько проронил Джимбо. Он казался очень уставшим – Классная девятнадцатилетняя девушка прячется в пустом доме и позволяет пятнадцатилетнему пацану заниматься с ней сексом днями напролет? Классная девятнадцатилетняя девушка, которую никто не может увидеть? Ну конечно, ничего удивительного, такое случается сплошь и рядом Да только в книжках.
– Вот именно, – сказал Тим.
С края крыльца, чуть покачиваясь, поднялся Скип. Не сводя взгляда с Тима, он чуть заметно дрожал, будто хотел кинуться на незнакомца. Правда, Тим тут же заметил, что пес не скалит зубы и не рычит, то есть ведет себя совсем не так, как собака, готовая напасть. И дрожит он скорее от старости, чем от злости. Пес, наверное, постоянно мерзнет и дни напролет не сходит с крыльца, переползая вслед за солнцем. Тим протянул руку, и Скип позволил почесать себе голову.
– Эту старую зверюгу так донимает артрит, что он почти не двигается. С утра до вечера дрыхнет на солнце.
Тим не слышал, как открылась входная дверь: подняв голову, он встретил пристальный взгляд Омара Хилльярда из-за дверной сетки.
– Почти как я, – добавил Хилльярд. – Вижу, надумали вернуться.
– Да. Надеюсь, вы не против. – Тим осторожно поднялся и встал рядом с собакой. Опираясь на палку, мистер Хилльярд неловко открыл сеточную дверь.
– Просто обойдите Скипа и входите. Он потом вернется на свое нагретое место, правда, на это уйдет какое-то время.
Тим поднялся еще на одну ступень, и Скип издал то ли стон, то ли вздох. Тим посмотрел вниз на старого пса когда тот наконец развернулся носом к выбранному месту, непослушные лапы медленно и неуклюже понесли тело к солнечному пятну.
– Когда он падает на свое солнышко, выдает изумительный звук, – улыбнулся Хилльярд.
Вдвоем они наблюдали, как Скип ковыляет по крыльцу. Дряхлый пес двигался будто нескладный механизм, который собрали, не ознакомившись с инструкцией. Он достиг края небольшого пятна солнечного света и рухнул на него всем телом, приземлившись с глухим стуком и испустив при этом звук неподдельного удовольствия, напоминавший глухое утробное гудение.
– Скип знает в этом толк, – добродушно проворчал Хилльярд.
Он вернулся в дом, и Тим вошел в прихожую, которая была похожа на прихожую в доме Филипа, разве что мебель у брата была чище и не такая старая. Тяжело ступая сзади, Хилльярд махнул рукой в сторону широкого коричневого кресла, обшитого потертым вельветом.
– Вам здесь будет очень удобно. Сам я, когда сижу в нем, кладу ногу на скамеечку – так вставать проще.
