Дин Кунц - Что знает ночь?
Энди заключает девушку в объятья, рыдающую девушку, нежную и ласковую. Прижимает ее к себе. Отрывает на несколько дюймов от пола. Обеими руками она лупит его по лицу, но кулаки у нее легкие, как перышки. «Моя невеста в аду», — говорит он и спешит с нею к разбитому окну, шатаясь, тащит ее к окну, и к городу, и к ночи, к темноте за ночью, где не светят звезды и никогда не встает луна.
* * *Открывая водительскую дверцу, Джон услышал приглушенный звук выстрела, на который практически наложился звон разбитого стекла. Тут же раздались два выстрела погромче. Он посмотрел в сторону южной стены больницы, от которой его отделяли, наверное, футов двести, когда стеклянный дождь, падающий с верхнего этажа, заблестел в лучах прожекторов, подсвечивающих фасад здания. Интуиция и подготовка заставили его бежать к месту происшествия, когда осколки еще падали на асфальт, застывая на нем лужицами льда.
Но на полпути он в шоке остановился, потому что из дыры, появившейся на месте огромного окна, выпрыгнули двое людей, будто уверенные в том, что умеют летать. Но, увидев их, Джон сразу понял, что девушка — пленница мужчины, пытается вырваться из его цепких рук, пусть безжалостная гравитация гарантирует, что ее борьба за выживание тщетна. И с первого взгляда Джон узнал ее длинные светлые волосы, желтую блузку и синие джинсы. В своей жизни он видел много ужасного, но и это падение наполнило его жутким страхом. В какой-то части их полета ход времени вроде бы замедлился, и они приближались к земле даже с каким-то странным изяществом. Возникла мысль, что благодаря какому-то необъяснимому нарушению законов физики они падают, словно камень сквозь воду, а не сквозь воздух, и приземлятся в манере воздушных гимнастов, чтобы раскланяться и сорвать аплодисменты. Но короткая иллюзия тут же развеялась набираемым ими ускорением, которое Джон ясно видел. И когда они встретились с мостовой, звук напоминал не такой уж далекий взрыв, будто артиллерийский снаряд сотряс землю за холмом.
За годы работы в полиции Джон расследовал несколько самоубийств, которые могли быть убийствами, и дважды люди выбрасывались из окон. Правда, с меньшей высоты, один раз она составляла девяносто футов, второй — сто, а здесь никак не меньше ста тридцати. В обоих случаях человек вообще в трупе узнавался, но никак не конкретная личность. В зависимости от угла удара скелет ломался и складывался — или рассыпался — самым непредсказуемым образом. Треснувший таз мог втиснуться в грудную клетку, позвоночник — проткнуть череп, вместо того чтобы поддерживать его. Сломанные кости перекрещивались, как мечи. Даже если прыгун не приземлялся на голову, инерция удара передавалась через сжимающееся тело и деформировала лицевые кости, так что лицо отличалось от человеческого даже сильнее, чем на картинах Пикассо.
Если бы эта пара упала с одиннадцатого этажа на песчаную землю или на густые кусты, их шансы на выживание, возможно, равнялись бы одной тысячной. Но при такой скорости, падая на асфальт, они были обречены, как насекомые, ударяющиеся о ветровое стекло мчащегося автомобиля. И наличие опытного медицинского персонала в нескольких шагах от места падения значения не имело: даже море воздуха не поможет, если разорваны легкие.
Хотя никакая помощь мертвым не требовалась, реакция Джона на удар в конце полета удивила его самого. Находясь более чем в сотне футов от места падения, менее чем в сотне футов от своего «Форда», он побежал к автомобилю. Удирал не от невыносимости смерти Давинии и не от того, что не мог заставить себя взглянуть на девушку и также на размазанный по асфальту труп ее убийцы. Не волновали Джона и последствия, связанные с его пребыванием в больнице, если он находился в неоплачиваемом отпуске и не занимался расследованиями. Никогда в жизни он ни от чего не бегал.
Он не мог полностью осознать причину своего бегства, пока не оказался за рулем. Камикадзе, который убил себя, чтобы убить Давинию, этот выпрыгнувший из окна человек, должно быть, находился в том же положении, что и Билли Лукас, убивший свою семью. Марионетка. Перчатка, в которой скрывалась рука Олтона Блэквуда. Во время падения или в момент смерти человека контролирующий его призрак вновь становился бестелесным. Джон не знал, как перемещается призрак, какие правила ограничивают его передвижения по миру, если они вообще существовали. Он привез его домой из психиатрической больницы штата, но, насколько знал Джон, не в своем теле. Призрак, похоже, мог обосноваться и в чем-то неживом — в больнице, автомобиле, доме, — чтобы при первой возможности ворваться и покорить человека. Или людей. Прошлым днем он ощутил его отсутствие в доме, куда вернулись веселье, гармония. Если бы он успел покинуть территорию больницы, не привезя с собой призрака, тот все равно мог найти путь к его дому, перескакивая из одного человека в другого, но, по крайней мере, он, Джон, не нес бы ответственности за его возвращение.
Безумие. Бежать от призрака, хотя он никогда не бегал от человека с пистолетом.
Он снял автомобиль с тормоза. Включил передачу. Сильно нажал на педаль газа. «Форд» рванулся на север, по дорожке больницы Святого Иосифа. Улица. Ни одного автомобиля. В визге шин он резко повернул налево.
Ужас и жалость рвали сердце. Забыв о логике, Джон бросился в объятья суевериям.
А может, современное общество было пещерой шума и безумной суеты, в которой дикари хвалили друг друга за знания и здравомыслие, тогда как на самом деле забывали больше истин, чем выучивали, отказывались от настоящих знаний, заменяя их более легкой ношей изученного невежества, меняли здравый смысл на холодное утешение идеологии, на обещание, что шум и ярость жизни ничего не значат.
Даже в столь поздний час улицы казались на удивление пустынными, словно всё население большого города исчезло. Он не видел ни одного движущегося автомобиля. Ни одного пешехода. Ни один мучимый бессонницей бездомный не толкал перед собой тележку со своими жалкими пожитками, направляясь к воображаемой ночлежке. Ничто не двигалось, если не считать пара, поднимающегося над прорезями в канализационных люках, и цифр, меняющихся на электронных часах, высоко вознесенных над дверью банка, летающей тарелки, вращающейся на полностью автоматизированном рекламном щите, кота, идущего по улице, а потом метнувшегося в проулок, да мчащегося «Форда», как будто от призрака можно убежать…
«Они все мертвы, — подумал Джон, — не только Давиния. Джек, Бренда, Ленни, возможно, даже сестра Джека». Только теперь он осознал, что человек, который выпрыгнул из окна вместе с девушкой, был в полицейской форме. Патрульная машина стояла у входа в больницу. Возможно, один из копов, приехавших на вызов в дом Вобурнов, стал средством передвижения для Блэквуда после того, как Риз Солсетто таковым быть перестал.
