Владимир Контровский - Мы вращаем Землю! Остановившие Зло
В пылу спора он случайно коснулся кобуры пистолета, и Вайнштейн, заметивший это движение, истолковал его по-своему.
– Мальчишка… – зло прошипел он, а потом бочком отступил, резво вскочил на коня и покинул батарею.
Дементьев вытер вспотевший лоб. Он вновь почувствовал молчаливое одобрение солдат, видевших эту сцену, и был готов отстаивать свою правоту перед кем угодно, хоть и понимал, что его горячность может выйти ему боком. И вышла – мстительный Вайнштейн вычеркнул строптивого лейтенанта из наградных списков.
* * *Пришла зима, холодная и голодная. Немецкие снаряды и бомбы падали теперь куда реже, но голод стоял рядом, и от этого врага не спрятаться было в сырых землянках, тускло освещаемых похожим на лезвие ножа пламенем коптилок из снарядных гильз или тлеющими фитилями из телефонного провода, к утру покрывавшими изможденные лица солдат густым слоем сажи. От голода кружились головы; люди вываривали мясо павших лошадей и жадно глотали воздушно-мягкую безвкусную массу, и праздничным блюдом казался суп из ворон, на которых шла настоящая охота. Бойцы, похожие на бледные ходячие тени, мерзли в летних шинелях и сапогах – телогрейки, ушанки и валенки подвезли только в январе сорок второго, когда немцев выбили из Тихвина, – но бросали и бросали в чавкающие затворами орудийные утробы полупудовые унитары, в кровь обдирая руки о холодный металл.
А немцы, сытые и здоровые, зачастили по ночам на наш передний край. Они резали часовых, брали пленных и швыряли гранаты в блиндажи, а однажды ухитрились угнать из расположения пехотного батальона сорокапятимиллиметровую пушку: выгнали из землянки сонный расчет и под дулами автоматов заставили его впрячься в лямки и тащить орудие на себе.
После такого конфуза на весь фронт начальство рвало и метало, поверяя бдительность боевого охранения. Исполненному служебного рвения комиссару батареи показалось, что ездовые недостаточно рьяно исполняют приказ командования о повышении бдительности, и он решил устроить им проверку.
Дождавшись, когда часовой отошел задать корм отощавшим лошадям, ретивый политрук прокрался в землянку, вытащил пистолет и в слабом свете печурки заорал:
– Хенде хох!
После этого он вывел из землянки еще не совсем проснувшихся и полуодетых людей и битых полчаса распекал их на морозе, называя изменниками Родины и пособниками врага.
Узнав о случившемся, Дементьев отозвал комиссара в сторонку и в кратких, но очень энергичных выражениях высказал ему все, что он о нем думает.
– Ты издевался над людьми и не подумал, что любой из них мог спросонок схватить карабин, да пристрелить тебя за милую душу! – закончил Павел свое внушение, добавив про себя: «Жаль, что никто этого не сделал». – И что тогда? Трибунал солдату? Про тебя самого я уже не говорю – покойнику уже без разницы.
Комиссар смолчал, но доложил Вайнштейну, и Павел не получил положенного ему по занимаемой должности звания старшего лейтенанта, несмотря на то что требовавшиеся для этого три месяца пребывания на фронте давно истекли.
* * *– Пушкари, едрить вашу распротак! – бушевал начальник артиллерии дивизии полковник Коробченко, невысокий украинец с круглым лицом и объемистым животом. – Вы собьете наконец этот гондон или нет, артиллеристы хреновы?
Причиной праведного гнева начарта был привязной аэростат, уже три недели подряд регулярно взмывавший в небо над передним краем противника. Рассмотрев наши позиции, «гондон» вызывал огонь немецкой артиллерии, а сам быстренько нырял вниз, к земле. Сбить аэростат оказалось не так просто: задачу встречи снаряда с целью приходилось решать не на плоскости, а в трехмерном пространстве, и пока батарейцы пристреливались, он уже уходил.
И все-таки Дементьеву удалось его подловить. Немцев подвела их пунктуальность: лейтенант заметил, что аэростат поднимается в воздух в одно и то же время, хотя и в разных точках. Дальнейшее было уже делом артиллерийской техники – «колбаса» лопнула в небе на глазах сотен солдат и офицеров.
– Ну, ты у меня прямо снайпер, Дементьев, – похвалил его Коробченко. – Не только танки умеешь дуплетом бить, факт!
Прямым следствием удачной охоты на аэростат явилась еще одна боевая задача весьма деликатного свойства, выполнение которой было поручено батарее лейтенанта Дементьева.
Разведка обнаружила в деревне Вороново, в ближайшем немецком тылу, публичный дом, организованный завоевателями. Туда для них свозили русских девушек из окрестных деревень, чтобы доблестные солдаты фюрера могли почувствовать себя победителями, а заодно и расслабиться. И Павел получил приказ ликвидировать этот «дом отдыха».
На совещании офицеров доблестный комиссар батареи, нахватавшийся услышанных от артиллеристов умных слов вроде «массированный налет» и «стрельба по площадям», впал в раж и требовал «выжечь начисто это фашистское гнездо», подразумевая под «гнездом» всю злополучную деревню. «Дай тебе волю, – подумал Дементьев, слушая воинственную речь политрука, – так ты ради десятка фрицев расстреляешь все местное мирное население этой деревушки».
К необычной операции лейтенант подготовился основательно. Его старые орудия не могли достать цель с острова, и поэтому пришлось скрытно оборудовать огневую позицию ближе к линии фронта. Настелили гать и осторожно, без лишнего шума, перекатили туда трехдюймовых «старушек». Сверившись с картой, Дементьев подготовил данные для стрельбы – все было готово, а противник ничего не подозревал и чувствовал себя в полной безопасности.
Обстрел начали под утро, когда сон сладок и крепок, особенно если под боком теплая женщина.
– По бардаку, гранатой, первому – взрыватель фугасный, второму – осколочный! Прицел… Уровень… Буссоль… Огонь!
В морозном утреннем воздухе ахнули выстрелы, со звоном упали на подмерзшую землю стреляные гильзы. Первые два снаряда легли недолетом, но следующие два десятка гранат накрыли цель – «дом отдыха» вспыхнул ярким пламенем, разваливаясь от прямых попаданий. Добавив для верности еще несколько шрапнелей, лейтенант скомандовал отход, не дожидаясь ответного удара немецкой артиллерии.
Батарея вышла из боя без потерь, и настроение у бойцов было приподнятым.
– Как мы их, а? – возбужденно твердил конопатый солдат-заряжающий, поминутно оглядываясь на столб дыма, ясно различимый в прозрачном зимнем небе. – Фрицы небось без кальсон на мороз выскакивали!
– А то! – поддержал его другой боец. – Все причиндалы себе поморозили!
– Чему радуетесь, молодые, – угрюмо отозвался ездовой Тимофеев, сосредоточенно глядя перед собой. – Там ведь не только германцы были, но и наши русские девчата. Силком их туда сволокли, не сами они под немцев легли, а мы их – снарядами…
