Елена Блонди - Татуиро (Daemones)
— На куртку.
Маяк равномерно чертил темноту, показывая тяжкие тучи над самой водой.
— Вот и кончился вечерок, — сказала девушка, — завтра будет какая-нибудь срань. Уж очень было тихо и хорошо. После таких вечеров всегда бывает плохо.
И до самого маяка молчала.
Ночью Наташа не пришла. А Витька, проснувшись в тяжелую тишину, которую не нарушал бьющийся в стекла ветер, в тишину спящих людей за белеными стенами соседнего дома, сидел в смятой постели, дышал тяжело и стирал рукой с груди пот. Вытряхнул с простыни колючую каменную крошку, что налипла к ногам на узкой тропе вверх, к неровному зеву пещеры. Сходил попить и лег снова, вытянувшись, закрыл глаза и, утишая сердце, ждал сна.
Они там — почти дошли.
3. БРАТ И СЕСТРА
Утром ветер бился в стекла грудью, заставляя их звенеть. Витька прятал голову под подушку, но в конце-концов не выдержал, встал, и сонный, побрел к окну. Рвал газету и запихивал полоски в узкие щели между стеклом и рамой. Сквозняк резал пальцы, покрывая локти мурашками.
Еле расслышав осторожный стук, открыл и с трудом удержал в руке дверь. Вошла хозяйка, прижимая к животу блестящий рефлектор:
— Витенька, вы поди мерзнете. Что ж летом не едете, когда жарко и купаться…
— Да мне хорошо у вас, Дарья Вадимовна, и зимой. Оденусь пойду…
— Да я только печку вот. И завтрак принесу, если встали. Я в город еду, потому разбудила, не надо ли чего?
И, глянув остро в сонное лицо без мыслей, на угол кровати в проеме спаленки, уставилась на россыпь каменных крошек на полу.
— Ну, вы просыпайтесь, я сейчас, горяченького и пирожки свежие. Гуляли вчера, вижу…
Виктор пробормотал что-то, но дверь уже захлопнулась.
За полчаса успел умыться и смел насоренное в угол комнаты. Вернувшаяся хозяйка медлила уходить, переставляла на скатерти чашки и тарелку с горой мягко пахнущих пирожков.
— Попейте со мной чаю, — не выдержав паузы, сказал Витька.
— А где Наташа? — вдруг спросила та, разливая по чашкам чай.
— Я не знаю, — удивленно ответил Витька, — а где? В смысле, случилось что?
— Не знаю, — Дарья Вадимовна поджала губы, — вечером пришла, молчала и ушла к себе быстро. Не поужинала. А с утра, уж на что я ранняя, ее уж и нету. Я думала…
— Как видите, нет. А куда она могла уйти? В такую погоду?
Хозяйка помолчала. Звенела ложечка о край чашки и ветер выл, бился в стекло.
— Сама — никуда. Приехать могли за ней. Дружков-то много. Слишком даже.
Виктор кашлянул и она замахала пирожком:
— Не собираюсь я рассказывать! Мне оно надо? Только вот предупредить. Ты не местный, так поменьше с ними тут, поменьше, понял?
Глядя, как дрожит в ее руке надкусанный пирожок, Витька подумал, дело не только в прошлой влюбленности хозяйкиного мужа. …Как она его на ты, сама не заметила даже.
— Дарья Вадимовна, не волнуйтесь.
— А ну случится что? Никого же нет, кроме нас! И за твои квартирные после не будем знать, как от проблем сдыхаться! Прости уж, что я так…
В неловкой тишине пили чай. Витька жевал пирожок, в другое время вкусный бы, с начинкой из ежевичного варенья. Неужто Яша вчерашний объявился ночью? Возможно. И ничего не сделаешь, да и не надо, у них тут свои связи, тайные, явные.
— Ветер если к вечеру не убьется, три дня будет дуть, — культурно доложила хозяйка. Подлила себе кипятку и Витька уныло приготовился слушать.
Но та пила чай, ела пирожок, а после встала, вздохнув, и пошла к двери. Уже взявшись за ручку, повернулась и, подаваясь к нему отчаянным лицом, раскрыла рот. Но только махнула рукой и вышла в завывание ветра.
Витька прожевал и проглотил. Все еще медленно просыпаясь, разозлился: подумаешь, тайны мадридского двора! И резко пошел к двери на новый стук, ожидая — вернулась, рассказывать о блядстве Наташином, и о местных босяках.
Но в бок ему толкнулась стриженая макушка и незнакомый мальчишка, больно топчась по босым Витькиным ногам, прикрикнул:
— Да подержи, не видишь, силов у меня не хватает!
Витька захлопнул дверь и уставился на гостя. Лет девяти, не больше.
— О! Чай! — мальчишка поддел носком сапога пятку другого, стащил, второй снял руками, пыхтя, и направился к столу.
— Ты еще кто?
— Вася я.
— Ну? А я думал, Эдуард. Ты чей вообще?
— Я пирожок возьму… Наташа велела сказать, щас придет, мы в степь ходили, она тебе сюрприз искала.
Витька сел напротив Васи, рассматривая круглое лицо с острым подбородком и обметанные ветром губы с трещинками в уголках.
— Нашла?
— Ага. Только теть Даша во дворе ее встретила, воспитывает под навесом.
— Понятно. А тебя что ж не воспитывает? Ты как здесь вообще появился?
— Меня что воспитывать? Я сам по себе. Утром пришел, рано. К Наташке. А она сразу, пойдем да пойдем в степ, для Вити поищем. Вот и ходили, как два верблюда, по холодище такой. …Чай хороший, горячий. Пирожки у ней всегда вкусные. Я вот этот съем еще, а эти — Наташке, хорошо?
И снова Витьке пришлось идти к дверям, чтоб помочь уже Наташе справиться с ними. Она смеялась, свежая, пахнущая морем и степью, удерживая рвущуюся от порывов ветра дверь, роняла с локтя стебли из охапки разноцветных сухих трав:
— Познакомились уже? А мы вот, смотри, ходили в Козью балку, я набрала тебе бессмертников и кермека. Достань вазу там, на шкафчике.
— Сюрпри-из! — Витька рассмеялся, радуясь тому, как она улыбается и волосы, спутанные ветром, закидывает за спину, дует на замерзшие руки.
— Это не все. Васька, достань в куртке.
Мальчик выгреб из кармана охапочку остро пахнущей рыжей травы.
— Бросай в чашки, сейчас чай степной будем пить.
…Поплыл над столом запах чабреца, окутывая комнату летучим туманом. В углу красным подсолнухом созревал рефлектор. Наташа не умолкала:
— Недалеко отсюда — балочка, в ней скалы. В расщелинах чабрец даже зимой! А летом инжир вызревает.
Запах покачивался, напоминая о жестяном звоне летних кузнечиков, и о том, как жаворонки дрожат серыми крыльями над маревом, будто запах травы их держит…
— Спасибо. — Он грел об чашку ладони, прихлебывал горьковатый отвар. И, глядя на них, усевшихся рядышком, удивился:
— А у вас, волосы, оказывается, одинаковые?
— У нас много чего одинаковое, да, Василь? И мать у нас одна. Отцы только разные, — и Наташа сунула брату еще один пирожок, провела рукой по каштановой макушке.
— Жаль, ветер, а то мы бы тебя, знаешь, куда отвели! О-о-о…
— Убьется ветер, — сказал Вася, — к закату.
— Точно? — Наташа прищурилась на него с напускной суровостью, — ты, метеоролог, не соврешь, так пойдем, а?
