Люциус Шепард - Мушка
«Элеггуа ботаника» оказалась маленьким опрятным магазинчиком с побеленным фасадом и выписанной золотыми буквами рекламой на витринах, где были выставлены разные ритуальные предметы, в большинстве явно старинные, разложенные на темно-зеленой ткани. Полуприкрытая железная решетчатая дверь препятствовала посетителям как легко проникнуть внутрь, так и быстро выйти наружу. Когда Демпси переступил порог, колокольчик над дверью звякнул, и привлекательная молодая латиноамериканка в широком джемпере, надетом поверх платья из набивного ситца, с длинными черными волосами, перевязанными голубой лентой, вышла из-за занавески в глубине помещения и встала у прилавка, скрестив руки на груди и устремив на посетителя бесстрастный взгляд. Кроме них двоих, в лавке никого не было. И без того маленькое помещение казалось еще меньше из-за обилия застекленных шкафов и полок, где стояли статуэтки, банки с надписанными от руки этикетками и разные предметы, сделанные из кости, ракушек, перьев и меди. В воздухе здесь висел странный сладковатый запах, не очень приятный, затхлый и терпкий, сотканный, как отметил Дэмпси, за очень долгое время из тысяч более слабых запахов, порою вполне приятных.
– Сара Пичардо? – спросил он.
Женщина кивнула, и он сказал:
– Я бы хотел задать вам пару вопросов.
– Вы из полиции? – Последний слог она растянула, придавая слову неуместную нежность.
Он показал свой значок, и она пожала плечами. В любом другом случае Демпси расценил бы подобное поведение как знак тайной неприязни или открытой вражды, но женщина производила впечатление спокойной и сдержанной. Он предположил, что это обычная для нее манера.
– Вы знали Лару Израеля, верно?
– Он заходил в лавку несколько раз. Один раз, чтобы спросить насчет церкви…
– Какой церкви?
– Церкви Лукуми Бабалу Ай. На перекрестке Сто шестьдесят пятой и Восьмой.
– Он практиковал сантерию?
Женщина нахмурила лоб.
– Я говорила об этом полицейским. Дважды.
– Дважды?
– Да. Сразу после убийства Лары и несколько дней назад.
– Значит, полиция была здесь несколько дней назад? Детективы?
– Один детектив.
– Вы помните его имя?
– Нет. Пуэрториканец.
Пинеро? Вынюхивал здесь что-то?
Демпси собрался задать следующий вопрос, но тут из заднего помещения лавки донесся высокий надтреснутый голос:
– Сара!
– Моментито, – сказала Сара и торопливо ушла за занавеску.
Оставшись один, Демпси осмотрелся по сторонам. Его внимание привлекла статуэтка в угловом шкафу: темного дерева, высотой два фута, она изображала приземистого человека с огромными глазами без зрачков, с лягушачьими чертами лица, с веревкой, обмотанной вокруг шеи, с руками, отчаянно простертыми вперед. Судя по стилю резьбы и по бледно-коричневому дереву, статуэтка была карибская или южноамериканская. Рассмотрев лучше, Демпси решил, что это не человек, а стилизованная рыба. Глаза из перламутра, на веревке – мелкие ракушки. За окном проехал зеленый «меркьюри» с пуэрто-риканским флагом, нарисованным на дверце водителя; из колонок гремели тамбурины, трубы, гитары. Когда Демпси снова перевел взгляд на статуэтку, она показалась еще более мрачной, словно раздраженной громкой музыкой. Он вытянул палец, чтобы дотронуться до нее, но в приступе суеверного страха отдернул руку назад.
– Извините, – сказала Сара Пичардо, возвращаясь и вновь становясь у прилавка. – Моей прабабушке понадобилась помощь.
Казалось, она изучала его лицо. Демпси поступил к ней поближе.
– Так значит, Лара практиковал сантерию?
– Шанго.
Демпси отметил, что никогда раньше не слышал такого определения, а женщина сказала:
– Сантерия больше африканская, чем христианская религия. Но сама вера скорее христианская, чем африканская. Разница невелика. Они очень близки. Брат и сестра. – Она достала сигариллку из пачки и, закурив, выпустила струйку дыма и задумчиво уставилась на нее, повисшую в воздухе. – Лара не мог найти церковь на свой вкус, поэтому спрашивал у меня. Такое часто случается. Люди приезжают с юга и вдруг понимают, что здесь все по-другому. Вот они и начинают метаться.
– Похоже, вы много с ним разговаривали.
– Люди приходят, я разговариваю с ними. Я разговариваю даже с полицейскими.
Она едва заметно улыбнулась, и Демпси вдруг увидел, как она красива. Ее красота не сразу бросалась в глаза. Оценить внешность женщины по достоинству мешала ее бесстрастность, подумал он. Скупые жесты, невыразительная мимика – однако у Демпси возникло впечатление, что дело здесь не в подавлении чувств, а в самообладании. Спокойная непринужденность позы могла быть результатом внутренней дисциплины. У нее были большие, чуть раскосые глаза, высокие скулы, твердо очерченный рот и маленький подбородок. Похоже, она не пользовалась косметикой, а свитер скрывал ее фигуру. Это специально, подумал Демпси.
Он задал еще несколько вопросов, не столько вникая в суть ответов, сколько внимательно наблюдая за Сарой, прислушиваясь к модуляциям ее голоса. У него сложилось впечатление, что она тоже наблюдает за ним. От возникшего напряжения у него загудело в голове. Это нельзя было назвать возбуждением. Никакого возбуждения он не чувствовал. У Сары был свой интерес, как и у него. Он спросил, почему Лара обратился к ней с вопросом о церкви. Потому что она держала лавку лекарственных трав?
– Это моя церковь. Но мне кажется, Лара хотел познакомиться со мной.
– О'кей… Я понял.
– Нет, не в этом смысле. Он хотел выяснить, насколько я сильна. – Сара замолчала, скрестив руки на груди, опустила глаза на витрину, а через несколько мгновений подняла взгляд и сказала: – Я знаю про вас.
Чары разом развеялись, и Демпси оказался во власти ненадолго забытого чувства вины и смятения.
Сара подняла руки в успокаивающем жесте:
– Я сразу узнала вас, но я о другом. Я знаю про ваш глаз. Знаю, что с вами происходит.
Ну начинается, подумал он.
– Вы попали между двух противоборствующих сил, – сказала она. – Одна хочет убить вас, другая использовать. При любом раскладе вы скорее всего умрете.
Демпси рассмеялся:
– Откуда вы это знаете?
– Вы будете смеяться надо мной? Или захотите, чтобы я помогла вам понять смысл происходящего?
– Значит, я могу выбрать? И выбор у меня невелик.
Не обратив внимания на издевательский тон, Сара сказала:
– Выбор у вас такой: или остаться в дураках, или поверить мне. Жить или умереть. – Она повернулась к шкафу, взяла с полки пузырек с темным порошком и протянула Демпси. – Заварите это сегодня перед сном. Выпейте и приходите ко мне завтра вечером. В десять. В церковь.
