Джон Карр - Бесноватые
– Задержитесь на минутку! Вы можете оказать нам услугу, если, конечно, пожелаете.
– О, если смогу! А что за услуга?
– Этот джентльмен (мистер Лоренс Стерн, сэр Мортимер. Ролстон) очень болен. Он должен немедленно отправиться домой. Я не в состоянии сопровождать его – даже до кареты или носилок. Дела немедленно призывают меня в другое место. Это крайне важно. Я не могу откладывать далее. Помогите ему подняться по Фиш-стрит-хилл и отправьте домой.
Сэр Мортимер не дал мистеру Стерну ответить.
– Домой? Ты сказал: «домой»? Что за чушь ты болтаешь? Неужели ты думаешь, что я уйду прежде, чем ты ответишь на мои вопросы и разум мой успокоится?
– Вы пойдете, – сказал Джеффри. – В противном случае вы никогда не получите ответа на ваши вопросы и разум ваш никогда не успокоится.
– Ты что, спятил? Совсем с ума сошел? Да я с места не двинусь!
– Соблаговолите ли вы отправиться, пока я прошу вас по-доброму?
Тут поведение сэра Мортимера стало меняться.
– Если я и пойду… – отозвался он, начав фразу на высокой ноте, но несколько смиряя себя к концу ее. – Если я и пойду, то пойду один. Я не потерплю, чтобы этот чертов поп вел меня, словно младенца за ушко! Я всегда обходился без провожатых и дойду сам.
– Хорошо. – Джеффри поднял с пола плащ и набросил его на плечи сэра Мортимера. – Всего доброго, сэр. Хочу вас все же предупредить, чтобы вы шли прямо домой.
Сэр Мортимер, явно разгневанный, протопал к двери и там обернулся.
– Тебе хорошо говорить, – сказал он. – Но запомни: когда-нибудь, когда молодость твоя пройдет, ты будешь жалок, но не столь жесток, как сейчас.
– Всего доброго, сэр.
Сэр Мортимер стукнул об пол тростью с металлическим наконечником. Было слышно, как он – на удивление быстро для такого крупного и ослабленного болезнью человека – прошел в конец посыпанного песком коридора. Хлопнула входная дверь.
– А теперь, достопочтенный сэр, – сказал Джеффри, – соблаговолите последовать за ним.
– За ним?
– Да. Чтобы удостовериться, что все в порядке.
– Мистер Уинн, я не собираюсь встревать. Я хотел только сказать вам, что еще один визитер…
– Да, да. Я вас понял. Будьте добры, удостоверьтесь, что сэр Мортимер сел в карету или портшез.
– Мистер Уинн, я всегда с упоением читал о битвах, осадах, фортификационных сооружениях, контрэскарпах и всяком таком. Но должен признаться, что сам я – человек мирный и чужд героических деяний. С другой стороны…
– Мистер Стерн, никто не ждет от вас проявлений воинской доблести. Это совсем не требуется. Время не ждет! Ради Бога, поторопитесь!
И длинные ноги мистера Стерна унесли прочь его любопытный нос.
Для человека, который так спешил, Джеффри поначалу повел себя на удивление нерасторопно. Он постоял у стола, глядя на пламя свечи, на потухший камин и о чем-то размышляя. Залез во внутренний карман и потрогал тонкий стальной предмет, спрятанный там. Затем, как будто приняв какое-то решение, он бросился в коридор, оглядел его и кинулся к входной двери. Открыл ее и некоторое время не закрывал.
Неприятный ветер гулял по переулкам, ведущим к Фиш-стрит-хилл; приплясывали, скрипя, вывески магазинов. Черные, похожие на дым тучи плыли по небу и различить что-либо в этой кромешной тьме можно было, лишь когда луна появлялась в просветах между тучами Посмотрев влево, в направлении Грейсчерч-стрит, Джеффри не увидел ни сэра Мортимера Ролстона, ни мистера Лоренса Стерна. Справа, там, где Аппер-Темз-стрит пересекалась с Лоуер-Темз-стрит, нельзя было разглядеть даже церковь св. Магнуса, стоящую на восточной стороне улицы. Башни Лондонского моста уже полностью погрузились во тьму, и лишь из караульного помещения пробивался слабый свет.
Не били часы в Сити, не выкликал времени ночной сторож.
И все же время шло. Диринг…
Джеффри закрыл дверь и вернулся в посыпанный песком коридор, который вел к окну, выходящему на задний двор и конюшни. Слева от Джеффри находились кофейная и бар, справа – зал для пассажиров и столовая. Далее, там, где слабым синевато-желтым пламенем горел фитилек, плавающий в висячей плошке с жиром, коридор под прямым углом сворачивал к кухне.
– Выходите! – приказал Джеффри. – Если вы там прячетесь, можете выйти. Все ушли, по крайней мере на какое-то время. Я все равно обыщу комнаты. Здесь я вас не оставлю. Выходите!
Ответа не было. Джеффри прошел в глубь коридора.
– Вы слышали, что я сказал? Я…
Тут он остановился.
Пег Ролстон в сером шелковом платье с белыми и черными полосками выбежала из-за поворота и бросилась к нему. На полпути она споткнулась и замерла, вся напряженная, прижимая к телу крепко сжатые кулачки. На ее бледном лице, освещенном слабым светом коптилки, особенно ясно выделялись ярко-красные губы и большие, напряженно застывшие глаза.
– Что вы кричите? – спросила она. – Незачем было кричать. И сейчас не нужно. И говорить вам со мной не о чем. Я слышала все.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Так зашей его иглой…
В слабом свете, доходящем сюда из конца коридора, Джеффри видны были лишь очертания девушки – в круглой шапочке на уложенных наверх волосах, в жакете с короткими рукавами, с руками, плотно прижатыми к телу. Но он так явственно ощущал все ее переживания, что казалось, будто он видит каждую черточку ее лица.
– О, я слышала все, – сказала Пег. Она говорила очень тихо. – Разве нельзя было избавить меня от этого?
– Как? Я сказал, что в десять буду в «Винограднике», и велел вам сидеть дома. Если бы я раньше сообразил, что вы последуете за дядей…
– Какая отвратительная деликатность! – вскричала Пег. – Как вы тактично зовете его моим дядей! И я не «последовала» за ним. Я просто пришла сюда после него. А пришла я потому, что хотела быть подле вас. И не надо было вытаскивать меня, словно пойманного вора. Вы могли хотя бы притвориться, будто не знаете, что я здесь. Могли дать мне уйти и скрыть мой позор. И я бы притворилась, что ничего не знаю.
– Притворяться? Снова притворяться!
– А что вы все это время делали?
– Да, я не хотел говорить вам то, что было мне известно. Теперь, когда вы знаете, когда вы подслушали то, о чем – черт возьми! – не должны были знать, постарайтесь понять, как мало все это значит. Все это не стоит ломаного гроша. Какая разница, кто была ваша мать и кем она была!
– Есть разница, если хотите знать! И как она выглядела – тоже!
– Выглядела?
– Да, выглядела! Там, в комнате, она лежала мертвая – старая, опухшая, ужасная, в грязном шлафроке, с табачными пятнами на губе и носу. И разве не было там портрета?
– Портрета?
Пег подошла к нему поближе.
– Вы ведь помните, что говорили мне вчера вечером? Что там был портрет, который я не видела. Портрет Грейс Делайт в молодости; на нем она такая, какой была когда-то, с бриллиантовым ожерельем.
