Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха
Настины слезы мгновенно высохли. Таким она своего родного-любимого еще не видела! На самом деле – видела, конечно, и не раз, но небывалое происхождение неузнаваемо и волшебно преобразило сердечного друга!
Зато Данила с нескрываемой радостью воспринял метаморфозу: его честное открытое сердце искренне приветствовало превращение боевого товарища из почти беспризорника в знатного потомка древнего рода. В равного! Сказка чистой воды, да и только! А хороший человек – даже самый прагматичный – всегда верит в сказку. Но он не показал виду, с улыбкой пробормотав только:
– Ну, ты, бывшая «золушка», горностаевую мантию-то подбери!
Все с облегчением рассмеялись, даже брат Григорий, наконец уяснивший, что крошечное войско своего полководца обожает – князь он или голоштанник, не суть важно!
«Сказка! – тоже подумала Настя, почему-то с легкой грустью. – Но разве перстень и все прочее – не сказка? Стало быть, красноглазые карлики и воскресшие святители – это нормально, а то, что Никита – принц, это типа «сказка». Как интересно мы, однако, устроены… А если и есть тут Золушка, так это – я».
Монах совсем поник в кресле: было видно, что разговор истощил его последние силы. Ребята стали прощаться, все еще не придя в себя от изумления. Старик встрепенулся, с трудом поднялся и благословил своих неожиданных гостей, став очень серьезным и печальным. Видимо, ему открылись какие-то неведомые подробности их грядущих судеб…
Молодой монашек, подслушивавший за дверью, проводил ребят к выходу и долго смотрел вослед странной троице вишневыми молдаванскими глазами… Так внезапно возникли и теперь вот – бесследно исчезают среди людей, деревьев, домов… Унося с собой мечту «о доблестях, о подвигах, о славе…» Ему было скучновато среди братии. Торжественный полумрак собора вдруг показался безжизненным, и сердце кольнула обида, что на него не обратили никакого внимания.
Прогулка по зимнему Стрыйскому парку вроде бы позволила буре чувств утихомириться. А Рождество вступало в свои права, и какая-то детская радость вела по заснеженным дорожкам, и опаловое небо тихо светилось, обещая впереди кучу подарков и разукрашенную елку…
Настя вдруг вспоминала, как давно, совсем еще в детстве, она была здесь с родителями, и ее ужасно напугал внезапный душераздирающий крик – словно кого-то среди бела дня насмерть зарезали. Оказалось, это был местный павлин, поделивший с невзрачным соловьем красоту и вокальные данные.
Никита шагал молча, слушал девичью болтовню вполуха, пытаясь осознать себя в новом качестве.
И только настороженный Данила вдруг увидел за льдистыми кустами темную зловещую фигуру. Перстень тут же «сделал большие глаза», но особой истерики не выказал.
Так и не поняв, женщина ли там стояла или мужчина, случайный прохожий или «засланный казачок», встревоженные ребята быстро скомкали самодельную экскурсию и вернулись в гостиницу. От предпраздничного настроения не осталось и следа… Решено было немедленно покинуть милый, по-андерсеновски уютный город. Вновь припомнились события недавних дней, и стало ясно: силы, желающие завладеть магическим Сапфиром, никогда не оставят их в покое.
Враг не дремал, шел по пятам, и не за горами были новые испытания.А в это время в Москве, на улице Радио, Митрополит Серафим беседовал с глазу на глаз с массивным, крупным бородатым человеком в простой мирской одежде, не лишенной, однако, некоторого светского шика. Человек почтительно слушал владыку, иногда бросая на него умный внимательный взгляд больших светлых глаз.
– Теперь тебе надлежит ехать в Киев. Туда, рано или поздно, дорога приведет и Никиту с друзьями. Я слишком хорошо наслышан о властолюбии Феофила, чтобы допустить его вмешательство – хватит с нас черногорских народных плясок! Постарайся оградить ребят от этого. Феофил кое-что знает о перстне, он, конечно, своего не упустит. Но куда страшнее призраки, что постоянно вьются вокруг перстня… Помни, Никита должен быть здесь к выборам Патриарха.
Ясноглазый молча кивнул. По спокойной реакции было видно, что он давно и полностью посвящен в загадку перстня и тайну его хранителя.
– Какими полномочиями я там располагаю? Какими средствами можно воспользоваться? – казалось, странный человек не знаком ни с сослагательным наклонением, ни с прозрачными намеками-обиняками: речь его была конкретна и конструктивна.
– Любой ценой сохрани их и перстень в целости и сохранности! Именно в такой последовательности! Что-то мне подсказывает, что если мы спасем Никиту со товарищи, и перстень будет спасен. Иначе реликвия снова растворится в море человеческом… – Серафим помолчал, поглаживая изувеченную ногу – ныла к перемене погоды. Затем зорко, прямо в душу взглянул на собеседника:
– Знаю, ты умеешь действовать без насилия. Не ведаю только, как тебе это удается… Мне больше не к кому обратиться. На тебя вся надежда. А события там скоро развернутся нешуточные, будь готов ко всякому! Не люблю я тебя в светском, но так даже лучше будет – незаметнее. В Киеве передашь Феофилу мое письмо. Там я предлагаю ему… Впрочем, неважно, он все равно не согласится, но тебе нужен свободный доступ к нему. Чует, чует мое сердце, именно через украинского владыку ты найдешь ребят и спасешь их. Ну, с Богом, Сергий, с Богом, и себя тоже береги!
Человек, названный Сергием, легко, несмотря на внушительные габариты, поднялся и стремительно вышел. Сам воздух вокруг него плыл маревом, как над костром.
«А нешуточная у мужика энергетика! – подумал Серафим, задумчиво глядя ему вслед. – Не устаю ему удивляться…»
Оставаясь наедине с собой, владыка продолжал рассуждать языком боевого офицера ГРУ. Он и в сане предстоятеля оставался стратегом, только противник теперь был куда более силен и опасен. Прошлое, особенно его прошлое, не выветривалось из души никакими молитвами и постами. Да и надо ли? В елейности ли благодать? В бездействии ли правота?
А противник тем временем зализывал раны и собирал новые силы.
В сумраке необъятной пещеры Серый Мастер вновь стоял перед Хозяином в своем изначальном обличии. Опустив голову, он с трудом скрывал злорадство. Ибо сгусток тьмы теперь больше походил на побитое молью пальто, небрежно брошенное в резное кресло, напоминающее трон каких-то древних царей… Голос Хозяина был еле слышным. Надо думать, схватка в Бари оказалась болезненной для того, кто привык являться своим рабам во всем блеске невероятного могущества. «Значит, он не столь и всемогущ?» – почтение Мастера таяло, а то, что едва ли можно было назвать душой, наливалось торжеством. – «Но виду показывать нельзя, кто его знает, ведь опять что-то говорит, приказывает… Ведь не единожды он восставал, как феникс из пепла… Увы, похоже, – и теперь конец его еще далек… Зато перстень может стать близким, очень близким!»
