Джон Конноли - Книга потерянных вещей
— Я сказал, что не украл ее, — повторил Дэвид, — и она никуда с вами не пойдет. А теперь проваливайте.
— Эй ты, маленький…
Головорез с мечом снова попытался ухватить Сциллу за уздцы, но на этот раз Дэвид поднял ее на дыбы, а потом лошадь и всадник рванули вперед. Одно из копыт заехало разбойнику в лоб, послышался глухой треск, и головорез замертво рухнул на землю. Его приятель был настолько ошеломлен, что отреагировал недостаточно быстро. Разбойник еще поднимал свой лук, а Дэвид, выхватив меч, уже гнал Сциллу по дороге. По пути он замахнулся на лучника и самым кончиком меча попал ему в шею, прорвав тряпье и проникнув в глотку. Разбойник зашатался и выронил лук. Он прижал ладонь к шее и попытался что-то сказать, но из горла вырывалось только влажное бульканье. Кровь брызнула сквозь пальцы и окропила снег. Вся его одежда спереди окрасилась красным, когда он рухнул на колени рядом со своим мертвым приятелем, а затем, вместе с затухающим сердцем, ослаб и кровавый поток.
Дэвид повернул Сциллу к умирающему.
— Я вас предупреждал! — крикнул он.
Он зарыдал. Он плакал по Роланду, по матери и отцу, даже по Джорджи и Розе — по всему, что он утратил, по всему, что мог назвать словами или только почувствовать.
— Я просил вас оставить нас в покое, но вы не послушались. Теперь смотрите, что из этого вышло. Вы идиоты. Глупые, глупые люди!
Лучник открывал и закрывал рот, его губы складывали слова, не издавая ни звука. Он не отрывал глаз от мальчика. Дэвид видел, как его зрачки сузились, как будто лучник уже не вполне понимал, что он произносит и что вообще происходит.
Затем его глаза широко раскрылись и застыли, когда смерть объяснила ему все.
Дэвид слез со Сциллы и осмотрел ее ноги — он хотел убедиться, что она не поранилась во время схватки. Похоже, лошадь была цела и невредима. Меч Дэвида окрасился кровью. Он подумал, что надо вытереть его о лохмотья одного из мертвецов, но ему не хотелось касаться трупов. Не хотелось и вытирать меч собственной одеждой, ведь тогда на ней останется кровь. Он развязал мешок, отыскал кусок старого муслина, в который Флетчер завернул сыр, и очистил им меч. Потом бросил окровавленную тряпку на снег и спихнул трупы в придорожную канаву. Он слишком устал, чтобы спрятать их получше. В животе у него заурчало. Он почувствовал горечь во рту и покрылся потом. Еле передвигая ноги, Дэвид отошел от трупов, зашел за камень, и его вырвало. Его рвало и рвало, пока желудок полностью не опустошился.
Он убил двух человек. Он не хотел этого, но теперь они мертвы, мертвы из-за него. Убийство ликантропов, волков в каньоне и даже то, что он сделал с охотницей в ее хижине и с колдуньей в башне, не так потрясли Дэвида. Да, он уже был причиной чьей-то смерти, но сейчас по крайней мере одного из этих людей он убил собственноручно, пронзив его плоть острием меча. Другого прикончило копыто Сциллы, и Дэвид был в седле, когда это случилось, ведь это он поднял лошадь на дыбы и погнал вперед. Он даже не думал о том, что творит, все вышло совершенно естественно, и такая способность ко злу угнетала его больше всего остального.
Он вытер рот снегом, потом оседлал Сциллу и погнал ее вперед, оставив за спиной свои деяния, но не память о них. Повалил снег, и крупные хлопья опускались ему на одежду, на голову и спину Сциллы. Ветра не было. Снег падал прямо и медленно, ложился новым слоем на сугробы и заснеженные дороги, деревья, кусты и тела, живые и мертвые, словно накрывал их саваном. Трупы грабителей вскоре оделись в белое, и так бы им оставаться неоплаканными и ненайденными до самой весны, если бы влажный нос не учуял запах и зверь не выкопал останки. Волк негромко завыл, и лес ожил налетевшей стаей, рвущей плоть и грызущей кости; слабые дрались за объедки, пока сильные и быстрые набивали брюхо. Хотя теперь их стало слишком много, чтобы насытиться столь скудной пищей. Стая разрослась и насчитывала уже много тысяч голов. Там были белые волки с дальнего севера, которые настолько сливались с зимним пейзажем, что их выдавали лишь черные глаза и красные пасти; черные волки с востока, про которых говорили, что их звериное обличье скрывает души ведьм и демонов; серые волки из западных лесов, крупнее и медлительнее прочих, которые держались особняком и не доверяли остальным; и наконец, ликантропы, одетые как люди, голодные как волки и жаждущие власти как короли. Они отделились от основной стаи и наблюдали от кромки леса, как их примитивные собратья дерутся за кишки мертвых разбойников. С дороги к ним приблизилась волчица. В пасти она несла окровавленный лоскут муслина. От вкуса крови ее рот наполнился слюной, ей было трудно не сжевать тряпку и не проглотить ее по дороге. Волчица бросила лоскут к ногам вождя и покорно отступила. Лерой поднес тряпку к носу и обнюхал ее. Дух крови мертвеца был сильным и резким, но он все же различил запах мальчишки.
Последний раз Лерой почуял мальчика в крепостном дворе, куда его привели разведчики. Они отказались подниматься в башню, напуганные тамошними запахами, но Лерой поднялся, скорей ради бравады, без особой надежды обнаружить что-то наверху. Расколдованная башня стала просто пустой оболочкой посреди крепости. От ее прежнего облика остался только каменный зал на самом верху, заполненный мертвецами и засыпанный пылью, в которую превратились останки нечеловеческого существа. В центре зала возвышался каменный алтарь, на нем лежали тела Роланда и Рафаэля. Лерой узнал запах Роланда и понял, что защитник мальчишки погиб. Было искушение растерзать двух мертвых рыцарей и осквернить место их упокоения, но Лерой помнил, что так поступают животные, а он больше не животное. Он не тронул тела и, хотя никогда не признался бы в этом своим подручным, с большим облегчением покинул зал и башню. Там было что-то непостижимое, и это его тревожило.
Теперь он стоял с окровавленной тряпкой в когтях и чувствовал своего рода восхищение мальчишкой, за которым охотился. Как быстро ты растешь, думал Лерой. Совсем недавно ты был перепуганным ребенком, а теперь побеждаешь там, где терпят поражение вооруженные рыцари. Ты отнимаешь людские жизни и вытираешь лезвие, готовя его для новых убийств. Мне почти жаль, что тебе придется умереть.
Лерой с каждым днем все больше становился человеком и все меньше оставался волком, во всяком случае, так он сам себе говорил. Его тело по-прежнему покрывала жесткая шерсть, уши торчали, как у волка, зубы были остры, но вытянутая морда изменилась, кости лица переформировались, в нем стало больше человеческого и меньше волчьего. Он редко вставал на четыре конечности, разве что когда возникала необходимость быстро бежать или им вдруг овладевало желание исследовать какой-нибудь запах. Наличие столь многочисленного войска давало ему преимущество: конский запах очень силен, куда сильнее запаха мальчика или мужчины. Но из-за недавних снегопадов след часто терялся, однако при таком количестве разведчиков его быстро находили снова. Волки проследили путь мальчика до самой деревни, и Лерой уже собирался напасть на нее всей мощью стаи, но тут разведчики напали на след коня и человека, направляющихся на восток, и стало понятно, что в деревне их больше нет. Некоторые из ликантропов все же советовали напасть на деревню, поскольку стая проголодалась. Лерой понимал, что это будет напрасной тратой драгоценного времени. Кроме того, волчий аппетит был ему на руку — свирепость голодных утроится, когда придет время штурмовать замок короля. Он вспомнил человека, стоявшего за деревенскими укреплениями и бросавшего вызов армии волков. Лерой восхищался его отвагой. Он восхищался многими сторонами человеческой натуры, оттого ему и нравились изменения, происходившие с ним. Однако ничто не помешало бы ему вернуться в деревню и примерно наказать человека, решившегося бросить вызов.
