Джон Конноли - Книга потерянных вещей
— Выходи! — закричал он. — Покажись!
Но ничто не шелохнулось в зале, никто не ответил на его вызов. Он услышал лишь одно слово, наполовину реальное, наполовину воображаемое: «Дэвид», произнесенное маминым голосом.
— Мама, — сказал он в ответ. — Я здесь.
Он уже дошел до каменного алтаря. К спящей женщине вели пять ступеней. Он медленно поднимался, по-прежнему не забывая о невидимой угрозе, об убийце Роланда, и Рафаэля, и всех этих людей, висящих на стенах. Наконец он поднялся к алтарю и заглянул в лицо спящей женщины. Это была его мать. Кожа ее была совсем белой, а щеки чуть розоватые, губы полные и влажные. Ее рыжие волосы сверкали на камне, как пламя.
— Поцелуй меня, — услышал Дэвид, хотя ее губы не шевелились. — Поцелуй, и мы снова будем вместе.
Дэвид положил меч на алтарь и наклонился, чтобы поцеловать маму в щеку. Его губы коснулись ее кожи. Мама была очень холодной, даже холоднее, чем когда лежала в открытом гробу, такая холодная, что прикосновение к ней вызвало боль. У Дэвида окоченели губы и онемел язык, изо рта вылетали кристаллики льда, блестевшие в неподвижном воздухе, как крошечные алмазы. Когда он поднял голову, то вновь услышал собственное имя, но на этот раз его произнес мужской, а не женский голос:
— Дэвид!
Он стал озираться, пытаясь обнаружить источник звука, и заметил движение на стене. Это был Роланд. Солдат с трудом махнул рукой, а потом сжал шип, торчавший из его груди, словно таким образом мог собрать остатки сил и сказать то, что должен. Голова Роланда дернулась, и невероятным последним усилием он заставил себя говорить.
— Дэвид, — прошептал он. — Берегись!
Роланд поднял правую руку и, прежде чем снова уронить ее, простер указательный палец в сторону фигуры на алтаре. Затем жизнь окончательно оставила его, и тело провисло на шипе.
Дэвид опустил взгляд на спящую женщину, и она открыла глаза. Это не были глаза мамы. У мамы глаза были карие, любящие и добрые. Эти были черными, лишенными всяких оттенков, словно угли на снегу. Лицо спящей женщины тоже изменилось. Она больше не походила на маму Дэвида, но он все же узнал ее. Это была Роза, возлюбленная отца. Волосы у нее из рыжих превратились в черные, и они струились, как расплавленная ночь. Губы приоткрылись, и Дэвид увидел, что зубы у нее очень белые и острые, а клыки длиннее остальных. Он отступил на шаг, чуть не свалившись с возвышения, когда женщина вдруг села на каменном ложе. Она потянулась, как кошка, изгибая спину и напрягая мышцы рук. С ее плеч упала шаль, обнажив алебастровую шею и часть груди. На груди женщины Дэвид увидел капельки крови, словно рубиновое ожерелье. Женщина повернулась на камне и свесила с алтаря босые ступни. Бездонные черные глаза не отрывались от Дэвида, бледный язык метался по кончикам зубов.
— Благодарю тебя, — сказала она. Голос у нее был низкий и нежный, но слова вылетали с шипением, словно змея обрела дар речи. — Какой крас-с-сивый мальчик. Какой с-с-смелый мальчик.
Дэвид отступал, но с каждым его шагом женщина делала шаг к нему, так что расстояние между ними не менялось.
— Разве я не прекрас-с-сна? — спросила она. — Разве я не достаточно хорош-ш-ша для тебя? Давай, поцелуй меня с-с-снова.
Она была Розой, но не-Розой. Она была ночью, не обещавшей рассвета, тьмой без надежды на свет. Дэвид потянулся за мечом, но тут же сообразил, что оставил его на алтаре. Чтобы добраться до меча, надо как-то проскользнуть мимо женщины, а он чувствовал, что если попытается это сделать, она просто убьет его. Женщина оглянулась на меч, будто прочитала его мысли.
— Тебе он не понадобится, — сказала она. — Никогда еще с-с-столь юное с-с-создание не добиралос-сь так далеко. С-с-столь юное и с-с-столь прекрас-с-сное.
Она дотронулась до своих губ тонким пальцем с кроваво-красным ногтем.
— С-с-сюда, — шептала она. — Поцелуй меня с-с-сюда.
Дэвид видел в ее темных глазах свое отражение, погружался в их бездну и понимал: если он послушается, участь его будет решена. Он повернулся на каблуках, перепрыгнул оставшиеся ступеньки и неуклюже приземлился, подвернув правую лодыжку. Было ужасно больно, но он преодолел боль. Прямо перед ним на полу лежал меч одного из мертвых рыцарей. Только бы до него добраться…
Что-то скользнуло над его головой, подол платья задел его волосы, женщина была уже перед ним. Ступни ее не касались земли. Она висела в воздухе, красная и черная, кровь и ночь. Она больше не улыбалась. Губы ее приоткрылись, обнажив клыки, а рот вдруг стал больше, чем прежде, и в нем сверкнули ряды острых зубов, как у акулы. Она простерла к Дэвиду руки.
— Дай мне мой поцелуй, — сказала она, ногтями впившись в плечи Дэвида и устремившись к его губам.
Дэвид потянулся к карману куртки. Его правая рука рассекла воздух, и коготь Бестии прочертил на лице женщины рваную красную полосу. Но из зияющей раны не хлынула кровь, ибо в ее жилах не было крови. Она пронзительно взвизгнула и прижала к ране ладонь. Дэвид ударил еще раз, хлестнув слева направо и сразу ослепив ее. Женщина вцепилась в него ногтями, схватила за руку, выбила коготь Бестии. Дэвид вырвался и побежал к дверям зала, не думая ни о чем, кроме того, чтобы вернуться в непроглядный мрак коридора и отыскать дорогу к лестнице. Но вьющиеся стебли поползли, преграждая ему дорогу, и замуровали его в комнате с не-Розой.
Она все еще висела в воздухе, теперь с распростертыми руками и изуродованным лицом. Дэвид отбежал от дверей и снова попытался подобрать лежащий на полу меч. Незрячие глаза женщины следовали за ним.
— Я чую тебя, — сказала она. — И ты заплатишь за то, что сделал со мной.
Лязгая зубами и хватая пальцами воздух, она устремилась к Дэвиду. Дэвид метнулся вправо, затем влево в надежде обмануть ее и дотянуться до меча, но она была слишком умна и всякий раз преграждала ему путь. Она сновала перед ним так быстро, что казалась мелькающим в воздухе расплывчатым пятном, наступающим и теснящим его к шипам. Наконец она очутилась в нескольких футах от Дэвида. Он ощутил резкую боль в шее и спине. Дэвид стоял, прижатый к шипам, длинным и острым, как копья. Отступать было некуда. Женщина хватала рукой воздух в дюйме от его лица.
— Теперь ты мой, — шипела она. — Я буду любить тебя, а ты ответишь на мою любовь и умрешь.
Она вытянулась и так широко разинула рот, что ее лицо разделилось чуть ли не на две половины. Ряды зубов готовы были впиться в горло Дэвида. Она рванулась вперед, и в самый последний миг Дэвид нырнул к полу. Платье накрыло его лицо, и то, что случилось дальше, он не видел, а слышал. Раздался звук, словно проткнули гнилое яблоко, потом нога пнула его по голове, и все затихло.
