Линкольн Чайлд - Огонь и сера
– Положите его правую руку на стол, – приказал Баллард одному из помощников.
Один охранник мясистой лапой запрокинул д'Агосте голову так, что он ударился о стену. Второй освободил от наручников, дернул и прижал к столу правую руку.
Баллард заметил на пальце копа серебряное кольцо. Небось окончил занюханную среднюю школу где-нибудь в Куинсе.
– Д'Агоста, ты на пианино играешь?
Нет ответа.
Баллард ударил ножом по ногтю среднего пальца, расщепив кончик.
Схватив ртом воздух, д'Агоста дернулся и вырвал руку. Потекла кровь – сначала медленно, затем быстрее. Коп дико боролся, но его схватили и вновь прижали руку к столу.
– Сукин сын! – простонал д'Агоста.
– А знаешь, мне понравилось, – сказал Баллард. – За этим можно и ночь скоротать... Работаешь на ЦРУ, да?
Д'Агоста снова застонал.
– Отвечай.
– Нет, Богом клянусь!
– Теперь ты. – Баллард обернулся к Пендергасту. – Ты – агент ЦРУ? Отвечай: да или нет?
– Нет, и, похоже, ты не учишься на ошибках.
Баллард, ощутив, как его накрывает гневом, аккуратнее взялся за нож – и с силой полоснул им д'Агосте по пальцу, отхватив поврежденный кончик.
– Сука! – взвыл д'Агоста. – Ублюдок!
Ладони вспотели; вытерев их о рукава пиджака, Баллард перехватил нож. Взгляд зацепился за настенные часы: почти три. Что-то он долго возится. До рассвета предстояло провернуть куда более важное дело. Намного, намного более важное.
– Убейте их, – приказал Баллард начальнику охраны. – Затем избавьтесь от тел. Сбросьте в старые шахты, туда же скиньте их оружие. Не хочу, чтобы в помещении, особенно в лаборатории, остались следы. Знаете, про что я: волосы, кровь – все, что содержит ДНК. Не позволяйте им даже плеваться.
– Да, сэр.
– Ты... – начал Пендергаст.
Баллард внезапно развернулся и нанес ему резкий удар в живот. Фэбээровец согнулся пополам.
– Кляп ему в рот. Кляп обоим.
Охранники затолкали во рты д'Агосте и Пендергасту комки ткани и заклеили изолентой.
– Глаза тоже завяжите.
– Да, мистер Баллард.
– Помнишь, – обратился Баллард к д'Агосте, – я обещал, что ты ответишь за все? Теперь твой палец такой же короткий, как и твой член.
Д'Агоста дергался, пытаясь освободиться, и что-то мычал, пока ему завязывали глаза.
Обернувшись к помощнику, Баллард кивнул на стол.
– Приберитесь тут.
Глава 55
С кляпом во рту, с завязанными глазами, в наручниках д'Агосту, словно скотину, вели двое охранников. Рядом позвякивали наручники Пендергаста. В воздухе пахло грибами – похоже, путь проходил под землей, по длинному сырому тоннелю. Одежда повлажнела. Средний палец за спиной будто бы окунули в чашу с расплавленным свинцом, боль пульсировала в нем в такт биению сердца, и на поясницу капала кровь.
Д'Агоста не мог поверить в происходящее. Потеряй он кончик пальца в другое время, это стало бы катастрофой. Но сейчас д'Агоста думал только о боли. Он даже не успел опомниться: всего несколько часов назад он отдыхал в роскошном отеле, буквально со слезами радости, оказавшись наконец на земле предков, а сейчас во рту у него кусок грязной ткани, на глазах повязка, руки в наручниках, и самого его, словно смертника, ведут убивать.
Д'Агосте не верилось, что он вот-вот погибнет. И все-таки скоро так и случится, если он или Пендергаст что-нибудь не придумают.
Их тщательно обыскали. Не спасло даже мощнейшее оружие Пендергаста – его красноречие. Фэбээровца заставили замолчать. Невероятно, немыслимо, однако жить оставалось считанные минуты.
Д'Агоста постарался забыть о прожигающей боли, заставил себя думать, как можно спастись в последнюю минуту, перехватить инициативу у тех двоих, что ведут его на смерть. Но ни тренировки, ни книги – написанные или прочитанные – не дали ответа.
Остановились. Натужно заскрипел ржавый металл. Д'Агосту подтолкнули, и в ноздри ударил влажный ночной воздух. Стрекотали сверчки. Значит, тоннель закончился.
В спину сержанта уперлось нечто, в чем он безошибочно опознал ствол пистолета. Сквозь мягкие подошвы д'Агоста чувствовал, что их ведут по травянистой тропинке. Над головой шелестели листья. Столь малые, незначительные ощущения вдруг обрели для него огромную ценность.
– Проклятие, – сказал один из конвоиров. – Роса испортит мне туфли! Я за них две тысячи евро выложил – ручная работа, из Панцано.
– Ничего, купишь вторую пару, – хихикнул другой. – Тот старый чудак вроде шьет по паре в месяц.
– И почему дерьмо всегда разгребаем мы? – Вымещая злость, конвоир еще раз толкнул пленника. – Господи, они уже насквозь промокли...
Мысли д'Агосты обратились к Лауре Хейворд. Будет ли она плакать? Странно, все, чего сейчас ему хотелось, – это рассказать ей, как он погиб.
– Смажешь ботинки кремом, и будут как новенькие.
– Если кожа намокла, прежней она уже не станет.
– Тебе бы на этих туфлях жениться.
– Потеряешь две тонны евро – я на тебя посмотрю.
Ощущение нереальности происходящего усиливалось. Д'Агоста сосредоточился на пульсирующей боли – зацепился за нее, как за последний признак ускользающей жизни. Но что будет, когда боль исчезнет?..
Осталось всего несколько минут, а пока он шел: шаг вперед, потом еще. Споткнулся и заработал удар ладонью по голове.
– Ты, говнюк, аккуратней!
Похолодало, запахло землей и гниющими листьями. С кляпом во рту и повязкой на глазах д'Агоста не видел напарника – не мог подать ему знак, не мог действовать. Беспомощность ужасала.
– Тропинка на старый карьер – там.
Послышался шелест, затем ворчание.
– Чертовы заросли...
– Да, смотри под ноги.
Д'Агосту пихнули. По лицу скользнула ветка с мокрой листвой.
– Нам вперед, не сворачивая. Там полно камней на краю, не споткнись. – Последовал гогот. – Падать долго.
И снова кусты и влажная трава. Затем д'Агосту рывком остановили.
– Еще двадцать футов, – сказал его конвоир.
В лицо повеяло сыростью и холодом – затхлым дыханием глубокой шахты.
– Давай, по одному. Ты первый, а я посторожу своего. И торопись, меня уже муравьи искусали.
В подлеске влажно зашелестели шаги – подталкивая, увели Пендергаста. Д'Агосте в ухо уперли ствол, и на цепи наручников стальными тисками сжались пальцы охранника. Что-то необходимо сделать. Хоть что-то. Но что? Стоит д'Агосте шевельнуться – и он труп. Разум отказывался принимать сложившееся положение. И д'Агоста понял: в глубине души он верил, что Пендергаст успеет сотворить чудо – достанет из шляпы нового кролика. Однако время для фокусов истекло. Пендергаст, слепой и немой, стоит на краю пропасти, а в голову ему упирается пистолет. Ничего он уже не придумает.
Откуда-то с расстояния футов в тридцать донесся приглушенный листвой голос:
– Вот так, теперь стой. – Это второй конвоир приказывал Пендергасту. Из шахты снова повеяло холодом и сыростью. В ушах заунывно жужжали насекомые. В изувеченном пальце пульсировала боль.
«Вот и все».
Д'Агоста услышал, как патрон вошел в патронник.
– Покойся с миром, дерьма кусок.
Пауза. И вдруг прогремел выстрел, неправдоподобно громкий. Еще пауза, а вслед за ней далеко внизу что-то тяжелое упало в воду. Искаженный эхом всплеск прокатился вверх по стенкам шахты.
Надолго воцарилась тишина. Потом слегка запыхавшийся голос позвал:
– Порядок, веди второго.
Глава 56
Пробило три часа пополуночи.
Локк Баллард подошел к окну в огромном сводчатом зале. Его переживания были видны только по напряженным желвакам. Дрожащей узловатой рукой он открыл одну створку и взглянул на обнесенные стеной сады. Облака скрыли звезды, придав небу совершенно черный оттенок. Идеальная ночь, как тогда. Боже, повернуть бы время вспять, заплатить сколь угодно высокую цену... Воспоминания заставили вздрогнуть. А может, это лишь холодное дыхание ветра, что гуляет в старинном сосновом лесу?
Баллард постоял у окна, пытаясь успокоиться, подавить нарастающий ужас. Внизу, на террасе, сквозь тьму проступали контуры мраморных статуй. Скоро все будет кончено, и тогда – свобода. Свобода. А сейчас главное – сохранять спокойствие. Всего на одну ночь отойти от привычного, рационального взгляда на мир. И уже завтра можно будет забыть все как дурной сон.
С огромным трудом Баллард оторвался от тягостных мыслей и взглянул поверх японских зонтичных сосен на очертания кипарисов, покрывавших далекие холмы, на ярко освещенные купол Дуомо и башню Джотто за ними. Прежде говорили, что настоящий флорентинец – тот, кто живет в виду купола Дуомо. А ведь все то же самое видел Макиавелли: и холмы, и знаменитый собор, и далекую башню. Кто знает, вдруг знаменитый флорентинец стоял на этом же месте пять веков назад, когда выписывал детали «Государя»? И когда появилась возможность купить виллу, на которой Макиавелли родился и вырос, Баллард сразу же за нее ухватился.
