Фридрих Шиллер - Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)
— Даже если мои поступки будут неугодны вашему советчику?
Принц снова засмеялся.
— Даже тогда. Но поверьте, маркиз, у вас мало шансов против его воли. Подумайте, как я боролся против него, — и все же он меня победил. Победил не ради себя, но ради меня самого. Настанет день, когда вы согласитесь со мной.
— Когда такое случится, сиятельный принц, я признаюсь честно, как Савл, обращенный в Павла.
Маркиз поклонился и вышел.
В коридоре он встретил юнкера фон Цедвица, взял под руку и повел в свою комнату. Юнкер был очень бледен. Маркиз усадил его в кресло.
— Что с вами, юнкер? Что он вам сказал?
Цедвиц едва мог говорить. Чивителла налил воды и тот выпил залпом. Наконец, произнес:
— Он назвал убийцу моего отца.
Не выдержал и заплакал. Чивителла погладил его руку, пытаясь успокоить.
— Рассказывайте, юнкер.
Юнкер мучительным усилием овладел собой и начал:
— Восьмилетним мальчиком я жил здесь, в резиденции, со своими родителями. Отец служил капитаном и камергером при нашем дворе, мать, по общему признанию, была красивейшей женщиной в городе.
При воспоминании о матери он снова не сдержался и всхлипнул.
Маркиз мягко проговорил:
— Конечно, она была красавицей. Это вам досталось по наследству, юнкер.
— О, лучше бы ей быть безобразной, как тьма кромешная! — воскликнул Цедвиц сквозь слезы. — И пусть бы я унаследовал безобразие! Ведь ее красота стала причиной всех несчастий. Однажды отца принесли домой — окровавленного. Дуэль. Моя мать кинулась к нему, я сбежал по лестнице, первое, что увидел, — яркую рану на левом виске. Я приник к отцу вместе с матерью, на наши руки стекала его кровь. Потом мне, еще ребенку, мать все рассказала. Один человек, добрый друг отца, стал тайком преследовать ее. Она пыталась избавиться от него, остерегаясь что-либо сообщить мужу, ибо знала его бурный темперамент. Она чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы справиться с назойливым обожателем, высмеивала его, но лишь наедине, стараясь избежать скандала, который стоил бы любимому супругу карьеры и достоинства. И вдруг произошло нечто ужасное. Мать порой страдала головной болью и принимала порошок, так вот, в этот порошок слуга, подкупленный соблазнителем, подмешал сильное снотворное. Отец был за пределами страны, выполняя поручение двора; ночью подкупленный негодяй впустил соблазнителя в дом, в спальню матери. На другое утро она проснулась с трудом, словно после кошмарного сна, нисколько не подозревая о случившемся ночью. Через некоторое время поняла, что беременна. Соблазнитель не оставлял ее в покое. Когда она вконец потеряла терпение и решительно указала ему на дверь, он цинично расхохотался и рассказал, что произошло. Ужасное известие потрясло мать, она слегла — в таком состоянии и застал ее мой отец. Пришлось сообщить ему все. Он допросил слугу, — тот поначалу изворачивался, но признался, в конце концов. Отец, яростный, неистовый поскакал на поиски оскорбителя. Следующим утром он дрался на дуэли с лучшим стрелком страны. Это все рассказала мать, хотя я тогда понял не так уж много. Только соблазнителя не могла или не хотела назвать: когда она думала о нем, ее пронизывало непреодолимое отвращение, губы словно отказывались произнести презренное имя. Вскоре она умерла. Мне сказали, причиной смерти стала жестокая лихорадка; ныне я уверен, она сама наложила на себя руки: ее сжигала страшная мысль произвести на свет ребенка этого изверга, убийцы любимого мужа.
Остальное вы знаете, маркиз. Принц взял меня, воспитал и назначил пажом.
Но сегодня я узнал имя убийцы моих родителей…
— Он еще жив? — прервал маркиз.
Юнкер кивнул.
— Да. Он живет в нашем городе.
— Что вы собираетесь делать?
— А что бы вы сделали, маркиз? Тащили бы через всю жизнь неотмщенный позор?!
Он вскочил с кресла, глаза горели, дыхание участилось. Чивителла был поражен: юноша, который еще недавно так легко преображался в смазливую девицу, стоял пред ним смертоносным ангелом мести!
Маркиз протянул руку.
— Эгон, рассчитывайте на меня во всем.
Цедвиц пылко сжал руку маркиза.
— Благодарю вас, но в таких делах помощников не бывает!
— Еще вопрос, Эгон, — настаивал Чивителла, — можете ли вы назвать имя?
Юнкер нерешительно помолчал.
— Если вы дадите слово чести, что это дальше не пойдет, пока все не кончится. И притом не будете мне препятствовать.
— Слово чести, юнкер!
— Так слушайте, — юнкер говорил почти шопотом, — это… герцог.
— Что? — крикнул Чивителла. — Что вы сказали? Клянусь мадонной, юнкер, понимаете ли вы?.. Если герц…
— Вы дали слово чести, маркиз!
— Я дурак, дубина! — маркиз совершенно вышел из себя.
— Слово чести, — напомнил юнкер.
Маркиз тяжело вздохнул.
— Увы, Эгон, знаю. — Он обнял юнкера и поцеловал в лоб. — Помоги вам Бог и все святые.
И удалился мрачный и задумчивый.
* * *Чивителла приказал своим людям внимательно наблюдать за юнкером. Не остались незамеченными его вылазки в город, следили даже за прогулками в парке.
Вскорости старый герцог дал обед в честь испанского посла; в этот самый день граф Остен позвал принца и его друзей, естественно, не приглашенных во дворец, на ужин в свою виллу. Ему как раз прислали из Курляндии русскую икру — один из немногих деликатесов, к которым весьма неприхотливый принц Александр имел слабость.
— Куда девался Цедвиц? — спросил граф, когда сели за стол.
— Он никогда не пробовал икры и весьма интересовался посылкой. И теперь так запаздывает.
— Я совсем позабыл, граф Остен, — улыбнулся принц. — Он отпросился на этот вечер, пошел в город, думаю, завел интрижку, чтобы утешиться после потери хозяйской дочки. Я не слишком одобряю подобные проделки, но, может, оно и к лучшему: пусть немного развеется и отдохнет от нашей политики. К тому же он недавно проявил такую храбрость, просто грешно его не отпустить.
— Монсеньер несправедлив к юнкеру, — серьезно заметил Чивителла, — ему в эти дни не до амурных забав.
— Что же столь неотложное отвлекло его от наших лукулловых наслаждений? — спросил принц.
— Вы не поверите, сиятельный принц, как я жажду вам сообщить, — ответил маркиз. — Но не могу, не могу, связан словом… Это лишило меня аппетита, лишило сна.
— Дело настолько серьезно?
— Очень серьезно, монсеньер, не припомню в своей жизни столь серьезного события. И самое худшее — мой язык, мои руки связаны. Ничего не поделаешь — дал слово чести.
Облако прошло над маленьким обществом. Барон Фрайхард перевел разговор на кампанию, в которой участвовали принц и граф Остен. Они принялись вспоминать разные военные эпизоды. Чивителла едва слушал: стоило слуге отворить двери, он резко оборачивался в очевидном беспокойстве. Все это заметили, но принц дал знак не обращать внимания.
