Наталья Тимошенко - Избранница
Марта демонстративно отступила в сторону и сделала широкий приглашающий жест.
– Валяй. Иди куда хочешь. Но потом не плачь и не зови меня на помощь. Я не приду. Пусть твой драгоценный Алекс тебя спасает.
– И не подумаю звать тебя, чтобы ни случилось!
Виолетта вскинула голову и демонстративно прошла мимо Марты, громко стуча каблуками.
* * *Марта вернулась в свою комнату, с силой захлопнула за собой дверь и, практически упав на кровать, уставилась на потолок невидящим взглядом. Она не знала, что теперь делать. Еще два дня назад ей и в голову не могло прийти, что бегство Забранского настолько выбьет ее из колеи. Да и ссора с Виолеттой оптимизма не добавляла. Марта чувствовала себя разбитой, беспомощной и бесполезной, а такие моменты случались в ее жизни крайне редко. Первым ее желанием стало бросить все, собрать чемодан и уехать, куда глаза глядят, при первой же возможности уведомив Ремешева о том, что она увольняется. Он не заплатит, конечно, но это ее не пугало: ей и так платили немало, а тратить она не умела, так что на ее счету скопилось достаточно денег, чтобы несколько лет не работать и ни о чем не думать.
Однако Марта сразу отбросила эту мысль. Жить без работы она не умела, при этом могла делать только одно: защищать. Все остальное ее не интересовало. Она определенно оставит Ремешевых после конкурса, но она должна сделать это с достоинством, так, чтобы получить рекомендации для дальнейшей службы.
Была и другая проблема. Быть может, у Забранского и получилось наплевать на свой долг и уйти, решив, что на его веку ничего страшного не произойдет, но она так просто закрыть глаза на вероятно готовящийся заговор не могла. Она должна была остановить Шереметьевых. Проблема состояла в том, что она не знала как.
Марта села на кровати, поскольку лежа думать оказалось не очень удобно.
Итак, у нее есть задача: нарушить планы Шереметьевых. Сделать это можно двумя способами: уничтожить их или придать их планы огласке, тогда их остановят другие. Уничтожить даже одного высшего вампира было непосильной задачей для простого человека, зато второй вариант она вполне могла воплотить в жизнь. В своих предположениях она не была уверена, да и едва ли она сможет их доказать, особенно без Забранского, но Виолетта видела в замке низших. Низшие напали и на нее саму. Их куда-то спрятали, но они наверняка еще здесь. Держать низших – противозаконно. Значит, ей надо найти, куда их поместили, заснять и отправить запись в полицию. Она знала несколько человек, которые могли помочь с обработкой такого заявления. Отправить запись она сможет, если проберется в кабинет Забранского и воспользуется его выходом в Интернет. Как минимум, это сорвет конкурс, а в лучшем случае – глава клана будет арестован.
Марта решительно встала и проверила свой телефон: тот светился полной зарядкой и готовностью к труду и обороне. Она не знала, где держат низших, но их могли спрятать только в одном месте: башне Шереметьевых. Туда ей и стоило пробраться.
Она взяла все оружие, которое смогла на себя нацепить так, чтобы это не выглядело вызывающе, и вышла из комнаты. Она еще не знала, как попасть в башню, но была полна решимости попробовать.
На ее удивление, охранник на входе поинтересовался лишь тем, к кому она идет. Марта сказала первое, что пришло ей в голову:
– Мне нужно поговорить с Бальтазаром.
Охранник кивнул и пропустил ее, сказав, что Бальтазара следует искать на третьем этаже. Это оказалось просто. Слишком просто.
Марта направилась к лестнице, но как только убедилась, что вампир на нее больше не смотрит, вместо ступенек наверх отыскала ступеньки, которые вели в подвал. Если бы она прятала низших, она делала бы это в подвале.
Здесь оказалось темно, как… Впрочем, Марта не стала бы озвучивать это сравнение в приличном обществе, поэтому только молча щелкнула фонариком. Тот осветил длинный узкий коридор. Едва дыша, Марта двинулась вперед. Сначала коридор был лишь пространством между двумя глухими стенами, но через какое-то время ей попалась дверь, за которой скрывалась небольшая комната. Скорее даже тюремная камера. Марта больше почувствовала, чем услышала, что в ней кто-то есть. Она попыталась заглянуть сквозь смотровое окошко, но в этот момент почувствовала движение рядом с собой. Она не успела даже понять, что произошло. Лишь когда попыталась нащупать рукоять меча, оказалось, что того нет. Впереди послышался смешок, и она направила на этот звук свет своего фонарика. Тот выхватил из темноты лицо Бальтазара.
– Знал, что ты придешь. Такие, как ты, не умеют вовремя остановиться, – оскалился он, держа в руках ее меч, который так и остался в ножнах.
Марта тяжело сглотнула. Она знала, что ей не выстоять в схватке с высшим. Это было просто невозможно.
Бальтазар тем временем отшвырнул ножны в сторону, выражение его лица изменилось. Теперь он смотрел на нее с ненавистью.
– Как бы я хотел просто перерезать тебе горло и выпить до капли, – почти прорычал он, но потом вдруг снова усмехнулся. – Но разве это весело?
Он вдруг снова оказался рядом, Марта даже не заметила, когда он переместился. Собственный страх сковал ее, она даже не смогла оказать достойного сопротивления, когда Бальтазар заломил ей руку за спину и прижал лицом к стене. Марта почувствовала, как он расстегнул ремешки на ее бедре, куда она прикрепила запасной кинжал. Эти ножны тоже были отброшены в сторону, однако, судя по всему, без кинжала.
– Держу пари, ты искала тут низших? Тогда считай, что нашла, – прошептал Бальтаза ей на ухо, с силой черканув лезвием по плечу, а потом открыл дверь и затолкал в камеру.
Тут не было окон, поскольку комната находились под землей, но стоило Марте оказаться внутри, как под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Ее света оказалось достаточно, чтобы заметить человека, лежавшего в противоположном углу лицом к стене. Его помятая, местами разорванная одежда показалась Марте знакомой.
– Развлекайтесь! – хохотнул за дверью Бальтазар и с неприятным скрежетом закрыл смотровое окошко.
Марта осталась наедине с незнакомцем, зажимая рукой рану на плече, из которой быстро сочилась кровь. Еще до того, как она успела произнести хоть одно слово, незнакомец уже почувствовал пьянящий запах ее крови: терпкий, чуть солоноватый, он тонкой струей исходил от нее, подплывал к нему и укутывал с ног до головы. Голод внутри него, как дикое животное на цепи, тут же поднял голову и заскрежетал зубами. Пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладонь, но боль не причиняли. Уже ничто не могло сделать ему больно, когда здесь была она. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не броситься на нее сразу, не разорвать глотку зубами, впиваясь в бьющуюся в предсмертной истерике артерию.
